же вскочил, оставив без внимания остолбеневшего Малейссона, — пес захлебывался от невыразимого счастья: за соседним столиком сидели его хозяин и обожаемая хозяйка! Он кинулся к Жерару, изнемогая от любви, скуля, пуская слюни, облизал его сверху донизу и снизу доверху. Но что это за подозрительный тип, вон, совсем рядом, с какой-то белой трубой на голове? Похоже, он замыслил дурное против хозяина! Ну, Буран ему покажет! Он бросился на Лелюка, который пустился наутек, и цапнул его за левую ягодицу, оторвав от брюк изрядный лоскут и обнажив добрый кусок очень бледной задницы. Свое отступление в сторону кухни Лелюк продолжил на четвереньках. Ладно, хватит с него! Остальные с виду дружелюбнее. Радуются, кричат, вскакивают на столы. Буран решил поблагодарить их за такой теплый прием. Всех поприветствовал, никого не обделил лаской — и лизался, и хвостом молотил, и лапами когтил, не забыв, конечно, и тех, что попрятались под столами. Некоторые делали вид, что убегают, — несомненно, для пущего веселья, но Буран успевал преградить им путь и скалил зубы. Ах, какая увлекательная игра! Он слышал истошные вопли Моники: «Буран, нельзя! К ноге, зараза такая!» — но она, наверно, не будет сердиться, если он еще немножко поиграет. Жерар тоже надрывался: «Стоять! Кому сказал, безмозглая псина! Стоять!» — но это он, конечно, шутил.

Путифар, восседая на кедре, биноклю своему не верил! Он только и мог повторять:

— Так его, Буран! Да! Да-а-а!

Он клялся себе отныне и навеки по гроб жизни тайком подкармливать этого замечательного пса, сколько тот захочет, отборными антрекотами из лучшей мясной лавки!

Двое американцев — супружеская пара из Бостона, — обнявшись, балансировали на сырной тележке, где нашли себе убежище. Любящая пара, как трогательно! Буран запрыгнул к ним и радушно приветствовал заокеанских гостей, щедро оросив щиколотки джентльмена. Дородная супруга потерпевшего во избежание той же участи подпрыгнула и повисла на гигантской люстре, которая сорвалась и с грохотом рухнула на столик японцев. За ней последовали пятьдесят кило штукатурки.

— Вот это да-а-а! — взвыл Путифар.

Паника теперь достигла катастрофических масштабов.

— Help! — кричали англичане и американцы.

— Hilfe! — подхватывали немцы.

— Ayuda! — подал голос официант-испанец.

— Помогите! — взывали французы.

— Буран, к ноге! — вопили Жерар и Моника Самбардье.

— Ваф! Ваф! — радостно отвечал Буран.

Только японцы, придавленные люстрой, не говорили ничего.

Буран как раз опрокидывал гигантский кактус на десертную тележку, как вдруг его поразило внезапное открытие: здесь есть еда! Множество вкусной еды! Некоторое количество на тарелках, гораздо больше — на столах, а больше всего в данный момент — на полу. Буран не придерживался порядка, прописанного в меню. Он накинулся на все сразу и заглотал подряд: три суфле с красной смородиной, две порции филе морского черта в кляре, один маленький фотоаппарат в чехле, четыре сковородки почек, запеченных с брокколи и анчоусами, одну сумочку из крокодиловой кожи, четыре порции жареных голубей с трюфелями и гусиной печенкой «Кумир», одно седло барашка, маринованное в остром лхасском соусе (на две персоны), одно кухонное полотенце, оброненное официантом, три порции раковых шеек с мякотью вяленых помидоров.

Он уписывал аппетитную смесь — говяжью вырезку с перцем и тосты из сдобного хлеба с миндалем, когда послышалась наконец пожарная сирена. Это одна из официанток догадалась позвонить в службу спасения: «Скорее приезжайте! Наш ресторан крушит бешеная собака! Да, да, “Старая усадьба”! Скорее, умоляю! Она такая огромная!»

Молоденький спасатель опасливо приоткрыл дверь обеденного зала дулом своего ружья со снотворными зарядами. Он изрядно нервничал. Бешеная собака, да еще и огромная? С такой шутки плохи! Апокалиптическая картина, открывшаяся ему, подтвердила его представление об опасном чудовище, и он порадовался, что взял шприцы с дозой, рассчитанной на таких крупных млекопитающих, как взрослый носорог или бегемот. Едва завидев Бурана — внушительный силуэт на фоне дальнего окна, — он нажал на спусковой крючок. Увы, пес отскочил в сторону, и предназначенный ему шприц вонзился в правое плечо Малейссона, который тут же повалился, сочтя себя убитым. Свою движущуюся мишень спасатель поразил только с шестой попытки, перед этим последовательно усыпив сомелье, двух официантов и голубого лобстера, фламбированного в кальвадосе. Буран, получив— таки свою дозу, постоял, шатаясь, потом подошел к хозяину и лег у его ног. Через пару секунд он уже сладко похрапывал. То были мгновения абсолютного покоя. Слышалось только мирное «плюх… плюх…» английского крема, медленно стекающего с десертной тележки. Среди воцарившегося безмолвия первым обрел дар речи Жерар:

— Вы уж извините… это мой песик, Буран зовут… он вообще-то совсем безобидный.

Итоги этого незабываемого вечера были таковы:

1. Ресторан «Старая усадьба» закрылся на две недели для восстановительных работ (столярных, электромонтажных, штукатурных, отделочных и так далее, плюс уборка).

2. Четыре официанта взяли отпуск по причине «психологического шока».

3. Ресторатор Пьер-Ив Лелюк получил два укола — от бешенства и от столбняка. Всю осень он страдал легким нервным расстройством, без конца повторяя: «Нет, не сравниться мне с отцом, нет, не сравниться…»

4. Кулинарный критик Доминик Малейссон проспал глубоким сном пять дней и пять ночей. Проснулся он 1 сентября в 13 часов со словами: «Счет, будьте любезны!»

5. Пес Буран всего через восемь часов здорового сна проснулся в прекрасном настроении и направился прямиком к своей миске: он проголодался.

Когда Робер Путифар вернулся домой в эту знаменательную ночь 27 августа, свою старушку мать в ночной рубашке он обнаружил на кухне.

— Мама! Ты встала!

— Да, Робер, я тут поджидала тебя, поджидала и не могла улежать в постели.