я уже не умею верить! Нет! Нет! Умею! Я ведь и этим двоим поверила! Снова! А ведь они чьи-то дети. Их же тоже женщины родили. Что ж за твари их растили, если они так поступают?! Как они могут делать такое с женщиной?! Ты не знаешь?

БАРМЕН: Не знаю.

РИТА: И я не знаю.

БАРМЕН: Сока еще налить?

РИТА: Налей. Дед мой хорошим человеком был. Великую отечественную прошел. Ранения, ордена, всё такое. Дом сам построил. Яблони посадил, груши. Всем с ним было хорошо. Интересно, а сейчас такие мужики еще остались?

БАРМЕН: Ровесники деда твоего, прошедшие войну?

РИТА: Нет! Такие же хорошие, порядочные, работящие.

БАРМЕН: Конечно. Такие всегда есть. Только получше присмотреться надо. Может, не в барах. А где-то в других местах поискать.

РИТА: А что, к тебе такие не захаживают?

БАРМЕН: У меня всякие бывают. Но у меня же бар необычный. На перепутье стоит.

РИТА: И не одиноко тебе здесь одному? Баба хоть есть у тебя?

БАРМЕН: Мне не одиноко. У меня всегда посетители. Или почти всегда. Есть даже одна, которая специально находит способы, чтобы меня навестить.

РИТА: Ну вот, только присмотрела мужика хорошего, а он уже занят!

БАРМЕН: Что ж, так тоже бывает. Но отчаиваться не стоит.

РИТА: Стоит, миленький, стоит. Отчаяние очень дорого стоит. (поет). Как думаешь, найду я себе мужика нормального? И такого, что примет меня, полюбит, со всем моим дерьмом жизненным, со всем вот этим, что сейчас там?

БАРМЕН: Если ты сейчас не очнешься, не позовешь на помощь, тебя убьют.

РИТА: Как убьют? За что убьют? Нет, я не согласна! Я им глаза выцарапаю! Вот этими руками! Что мне делать?

БАРМЕН: Дверь там!

РИТА: Если эти сволочи к тебе попадут, яйца им поотрывай, зажарь и яичницей следующих посетителей угости. Скажи: "От Риты пламенный привет!“ А я еще стану счастливой! Обязательно стану!

Выбегает за дверь.

Эпизод

3 (8). ВЕНИАМИН.

В дверь входит очень болезненного вида мужчина, оглядывается по сторонам.

ВЕНИАМИН: Тоже неплохо (проходит к барной стойке и садится на стул). Чаю, милейший. Хорошего, крепкого чаю. И сахара ложки три положите. С горкой. Я люблю очень крепкий и очень сладкий чай. В последние дни у меня всё время горечь во рту. Это от лекарств, наверное. И мне постоянно хочется сладкого. Но сладкое тоже горькое. Вот несправедливость! Может, у вас будет иначе.

БАРМЕН (ставит перед ним чашку): Вот, пожалуйста.

ВЕНИАМИН (пьет): Благодарю. За чай и за то, что ты такой молчаливый. И чай вкусный. Сладкий! У вас здесь очень уютно. И тепло. В прошлый раз я попал в какую-то мерзкую комнату с противными чавкающими лягушками. А перед этим был погреб, холодный и сырой, со вздутыми банками, которые грозили вот-вот лопнуть. Ещё раньше был чулан, в котором я спрятал пакет с шоколадными конфетами и никак не мог найти. И чердак с летучими мышами был. Они срывались с балок, хлопали своими резными крыльями по воздуху. От этого противного звука у меня закладывало уши. И собеседники у меня уже были. Очень болтливые собеседники. Как и в жизни. Ты первый молчаливый.

БАРМЕН: Ещё чаю?

ВЕНИАМИН: А какао у тебя есть?

БАРМЕН: Конечно.

ВЕНИАМИН: Только послаще.

БАРМЕН: Разумеется.

ВЕНИАМИН: Вообще мне сейчас очень кофется.

БАРМЕН: Кофется?

ВЕНИАМИН: Да, это значит, хочется хорошего кофе, крепкого, с коньячком. Заваренного в джезве, разлитого по маленьким чашечкам, дымящегося, сладкого, вкусного. Но мне нельзя. Категорически и абсолютно.

БАРМЕН: Здесь можно. Вот ваш кофе из джезвы.

ВЕНИАМИН: И ничего не будет?

БАРМЕН: Ничего не будет.

ВЕНИАМИН: Первый раз я в таком волшебном месте. Обычно в страшилки какие-то попадаю, а здесь кофе наливают! (пьет) Вкусно! Давно мечтал. Всё-таки мечты сбываются, нужно только найти правильное для них место.

Звучит сюита N1 для виолончели Баха.

БАРМЕН: Вы слышите музыку?

ВЕНИАМИН: Конечно. Этим она и пользуется.

БАРМЕН: Она?

ВЕНИАМИН: Да, есть у меня заноза в ягодице. Приходит ко мне, как к себе домой, включает своего Баха или Чайковского. Это Бах, кажется. И ждет, когда я очнусь. И ведь знает, что я обязательно очнусь, потому что мне интересно. Повадилась она читать мне романы Агаты Кристи. Хорошо читает, в лицах. Жестикулирует мало, а характеры передает хорошо. И всегда останавливается на таком месте, что умирать жалко, хочется узнать, в чем же там дело. В прошлый раз читала мне роман «Бремя». Ты читал?

БАРМЕН: Нет. У меня здесь бар, а не библиотека, к сожалению.

ВЕНИАМИН: Да, жаль. Но ты почитай. Хорошая книга. Там за лежачим больным ухаживает жена, он уже не встанет и постоянно третирует жену всякими придирками, а сестра жены даёт ему лишнюю дозу лекарств, и он умирает. И сёстра живёт с этим бременем всю жизнь.

БАРМЕН: Захватывающая история!

ВЕНИАМИН: Но так не бывает. Я в эту сказку не поверил. Бремя — это больной, но почему-то не умирающий человек. Я же сейчас на его месте. Я знаю, что умираю. Неоперабельная опухоль в головном мозге. Боли такие, что мне колют наркотики. Всё законно. Я, наверное, уже наркоман. Но какая разница, в моём-то случае? Всё равно скоро конец. Или он уже наступил?

БАРМЕН: Пока нет. Музыка ведь слышна.

ВЕНИАМИН: Ты тоже её слышишь?

БАРМЕН: Слышу. Красивая музыка.

ВЕНИАМИН: Настоящая. Так Рада говорит: «Бенджамин, это настоящая музыка. Она вернет тебя к жизни!». Она любит называть меня на английский манер Бенджамином, хотя все остальные зовут меня просто Веня. Хотя нет. Лечащий врач обращается ко мне исключительно по-деловому: Вениамин Севастьянович…

БАРМЕН: «Вы опять пропустили процедуры!»

ВЕНИАМИН:. Глупо, правда? Будто от того, что он произнесет моё имя своим мерзким голосом, у меня анализы улучшатся. Я просил его никого ко мне не пускать. Сбагрили в хоспис для умирающих, так чего микробов ко мне носить? И мать, и сестры только плачут, делают вид, что им меня жалко. Жалуются на то, что не могут предоставить мне какой-то там должный уход.

БАРМЕН: Может, у них денег нет? На лекарства и прочее?

ВЕНИАМИН: Может, и нет — на меня. Когда я работал и деньги им на всё давал, то всё было хорошо. Почти ослеп за этим компьютером. Но ведь у меня семьи нет, куда мне столько денег, а вот другим они нужнее. (передразнивает) «Венечка, милый, мы у тебя