Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЕКАТЕРИНА (за сценой): Сашенька, милый, Сашенька мой, не уходи!
Александр срывается с места и бежит к противоположной двери.
Дверь за ним закрывается.
АНТРАКТ
Действие второе
Эпизод 1 (6). НАТАЛЬЯ
В дверях, ведущих в смерть, появляется женщина с повязкой на глазах.
БАРМЕН: Ого! Редкий случай.
НАТАЛЬЯ: Где я? Здесь кто-то есть?
БАРМЕН: Да, Наталья. Вы в местном баре. Я здесь бармен.
НАТАЛЬЯ: В баре? Это странно. Мне казалось, что я уже умерла. Ощущение полета в результате ишемии. Да и другие признаки.
БАРМЕН: Так и было. Но сейчас вы здесь. На Перепутье.
НАТАЛЬЯ: Значит, я ещё жива?
БАРМЕН: Да.
НАТАЛЬЯ: Но почему?
БАРМЕН: Во время операции на глазах у вас сорвался тромб, произошёл…
НАТАЛЬЯ: Инсульт. А затем наступила клиническая смерть.
БАРМЕН: Вот, вы сами всё прекрасно понимаете. За вашу жизнь борются ваши коллеги. Они сумели стабилизировать состояние. Ввели вас в искусственную кому.
НАТАЛЬЯ: Старательные какие! Борются они, как же! Себя спасают.
БАРМЕН: Почему вы так говорите?
НАТАЛЬЯ: Потому что в современном мире начальника лучше обезвредить, чем ликвидировать. Тогда и сам с чистыми руками, и место свободно.
БАРМЕН: Это вы о чем?
НАТАЛЬЯ: Да они спят и видят, как займут моё место. Не все сразу, конечно. Много задниц на одно кресло не сядут. Как они обрадовались, когда у меня начались проблемы со зрением. Не в открытую, конечно. Но эта смесь жалости и ликования во взглядах. Я не могла их видеть так же четко, как раньше. Но я всё чувствовала.
БАРМЕН: Предполагать — не значит знать.
НАТАЛЬЯ: В моём случае это одно и то же. И не спорьте.
БАРМЕН: Хотите выпить чего-то?
НАТАЛЬЯ: Так у вас здесь настоящий бар, и выпивка есть?
БАРМЕН: Конечно.
НАТАЛЬЯ: Проводите меня за стойку.
БАРМЕН: Разумеется. (подводит Наталью к стулу) Так что вам предложить?
НАТАЛЬЯ: Скотч со льдом. Нет, лучше хороший коньяк. Или что-то легкое. Что у вас есть?
БАРМЕН: Почти всё, что угодно.
НАТАЛЬЯ: Тогда налейте мне кизиловки. Армянской кизиловки хочу. Всё равно уже почти на том свете. Незачем соблюдать приличия. Не одним же спиртом себе пищевод обжигать?!
БАРМЕН: Вот, пожалуйста, Наталья, ваша кизиловка (вкладывает ей в руку рюмку).
НАТАЛЬЯ: Так-то лучше! Эх, хороша! Люблю крепкие напитки! И долго не пьянею. Любого мужика могу перепить! Ладно, почти любого. Трех мужчин в своей жизни перепить не смогла. Соответственно и замужем была три раза. Дважды вдова. Сейчас в разводе. Дети взрослые уже. Зачем я вам все это рассказываю? Еще налейте. Сколько у меня времени в запасе? Когда на выход?
БАРМЕН: А вы уже с направлением определились?
НАТАЛЬЯ: Я могу выбрать?
БАРМЕН: Да, в этом баре есть две двери: одна ведет в смерть, а вторая в жизнь.
НАТАЛЬЯ: И я пришла из той, куда обычно уходят?
БАРМЕН: Если решают умереть, то да. И обычно оттуда не возвращаются. Но вам повезло. И теперь вы сами решаете, еще пожить или уже хватит на этом.
НАТАЛЬЯ: Это интересно. Вы сказали, что мне повезло. А я думаю, что было бы лучше умереть на операционном столе… Всегда этого боялась. За каждого пациента боролась до последнего и даже больше. Да, с того света возвращала. Вот из той самой двери, в которую сюда вошла. Подведите меня к ней.
БАРМЕН: Решили уйти?
НАТАЛЬЯ: Пока нет. Нужно определиться. К самой двери прикоснуться. Почувствовать пространство. Я же должна буду что-то почувствовать?
БАРМЕН: Не знаю. Я сюда хожу через другие двери. Но идёмте.
Подводит Наталью к двери справа.
БАРМЕН: Вот.
Наталья ощупывает дверь.
НАТАЛЬЯ (разочарованно): Обычная. Могли бы и позатейливее дверь в мир иной сделать. Всё-таки умирают люди. Из одного коридора в другой идут.
БАРМЕН: У вас в больнице тоже коридоры, двери. И в операционную, и в реанимацию. Что-то затейливых дверей там не видать.
НАТАЛЬЯ: Ваша правда. Не видать. Но там другое. Там отвлекаться некогда. Это работа. Конвейер из жизни и смерти.
БАРМЕН: Так и у меня здесь тоже работа как работа. Конвейер из жизни и смерти. Сегодня, правда, хороший день: всё больше в жизнь люди возвращаются. Глядишь, весь план мне сорвут (смеется).
НАТАЛЬЯ: А у вас есть план?
БАРМЕН: Нет, конечно. Это я шучу. Но жить всем и бесконечно невозможно. Потери неизбежны. Закон сохранения энергии. Чтобы прибыло новое, старое должно убыть.
НАТАЛЬЯ: Это вы на меня намекаете? Так я себя в старухи еще не записывала.
БАРМЕН: Нет, я не это имел в виду.
НАТАЛЬЯ: Ещё кизиловки хочу.
БАРМЕН: Вот.
НАТАЛЬЯ: Аккуратней.
БАРМЕН: Простите, присядьте. (проводит к столику)
Наталья выпивает
БАРМЕН: Что-нибудь ещё?
НАТАЛЬЯ: А как вы относитесь к современной медицине?
БАРМЕН: Я к ней не отношусь. Я из другой инстанции.
НАТАЛЬЯ: Повезло. Отвечать за судьбы других людей — тяжкое бремя.
БАРМЕН: Вам виднее.
НАТАЛЬЯ: Да, вы правы: раз сама я медик. Так что понимала все риски. Но всё-таки. Раньше ведь антибиотиков, антисептиков не было. Люди умирали намного чаще. В кому впадать было некогда. В лучшем случае — летаргический сон.
БАРМЕН: А это не одно и то же?
НАТАЛЬЯ: Нет. Они очень похожи, но различие между ними есть: в степени отключения головного мозга. При летаргическом сне мозг живет и работает: например, человек может видеть сны, а при коме мозг полностью отключен.
БАРМЕН: Не полностью, как видите.
НАТАЛЬЯ: Я не вижу.
БАРМЕН: Простите за бестактность. Позвольте предложить вам стаканчик айрана.
НАТАЛЬЯ: У вас есть айран?
БАРМЕН: У нас есть всё. Вот, пожалуйста.
НАТАЛЬЯ (берет стакан, нюхает, пьет): Отец мой служил на Кавказе. До моих пятнадцати лет мы мотались с ним по гарнизонам. Он умел пить крепкие напитки. В этом я в него. А по утрам ему часто подавали айран: скисшее овечье молоко, разбавленное водой, с листиками мяты и веточками укропа. Папа выпивал стакан большими глотками — и похмелья как не бывало. Я любила допивать из его стакана последний, самый вкусный глоток. «Смотри, Наточка, будь сильной, и спуску никому не давай», — говорил мне папа. Интересно, он был здесь?
БАРМЕН: После ранения долго лежал в коме и не вернулся. Вам его не хватает?
НАТАЛЬЯ: Он был строгим. И спуску никому не давал. Даже своим детям.
БАРМЕН: Налить вам ещё?
НАТАЛЬЯ: Нет. Последний глоток и хватит. Операция хоть прошла успешно?
БАРМЕН: Вы хотите знать правду?