выстрелы: добивали спрятавшихся в подвалах юнкеров и офицеров. Над Кремлем на осеннем ветру победно развевался красный флаг.

Митрополит Тихон даже при звуках выстрелов не сбавлял шага. Несколько дней назад во время обстрела снаряд разорвался буквально в двух шагах от его экипажа. Владыка чудом остался жив – но и тогда он лишь побледнел и молча перекрестился. В юности товарищи по духовной академии за величественную осанку и невозмутимо солидный нрав прозвали его «патриархом».

Уже издалека было видно, что в одной из глав Успенского собора зияла черная дыра. Снаряд угодил в храм, упав посередине между царским и патриаршим местом. Сразу вспомнилась эмоциональная речь архимандрита Илариона (Троицкого) на одном из заседаний Всероссийского Поместного Собора: «Зовут Москву сердцем России. Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле. Но где в Кремле? В окружном суде? Или в солдатских казармах? Нет, в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа должно биться русское православное сердце». Каменный патриарший трон у переднего правого столпа Успенского собора как раз и сдержал удар взрывной волны. В алтаре были разбиты все окна, но главная святыня – древняя чудотворная Владимирская икона Божией Матери – слава Богу, не пострадала.

После беглого осмотра участникам делегации стало ясно, что намеченное на послезавтра избрание Патриарха невозможно проводить в разрушенном Успенском соборе и оцепленном солдатами Кремле. Церемонию решили перенести в Храм Христа Спасителя.

Захватчики Кремля уже считали древние святыни своей собственностью. С трудом удалось выпросить у новых хозяев разрешение хотя бы на один день перенести в Храм Христа Спасителя Владимирскую икону, перед которой издавна в Успенском соборе происходило помазание русских государей на царство и избрание Патриархов.

«Но, увы, икону велел комендант взять и нести закрытую. Мы взяли и закрыли пеленой, поданной священником из алтаря. И понесли из Кремля. Какой позор, не только с крестным ходом, даже открыто великочтимую святыню не дали нести», – вспоминает крестьянин Юдин.

Почти сразу после Октябрьского большевистского переворота, 5 ноября 1917 года, в Москве происходило событие, за которым следила вся православная Россия – избрание Патриарха. Со времен Петра Первого двести семнадцать лет высшим государственным органом церковно-административной власти в Российской империи был Святейший Синод, и вот настало время вернуть патриаршество. За это большинством голосов высказались собравшиеся на Церковный Поместный Собор делегаты от всех российских епархий, среди которых были правящие архиереи, профессора духовных академий, монахи, крестьяне.

В наступившие времена революционной смуты православным как никогда оказался нужен церковный вождь и заступник вместо царя-батюшки, и Собору предстояло избрать на патриаршее место достойного из достойных.

При голосовании наибольшее число голосов набрали три кандидатуры: прирожденный лидер архиепископ Харьковский и Ахтырский Антоний (Храповицкий), обладавший солидным опытом церковного управления архиепископ Новгородский и Старорусский Арсений (Стадницкий) и недавно назначенный на Московскую кафедру митрополит Московский и Коломенский Тихон (Белавин). На правах хозяина он стал главным организатором Поместного Церковного Собора, в условиях войны и начавшегося революционного мятежа сделал почти невозможное – довел его работу до логического завершения.

После окончания Божественной литургии из алтаря вышел приглашенный для роли «беспристрастного жребия» старец-затворник Зосимовой пустыни Алексий (Соловьев). Помолившись перед Владимирской иконой Божией Матери, перед которой стоял ларец с именами трех архи ереев, схимник вынул записку и передал ее почетному председателю Собора. «Тихон, митрополит Московский и Коломенский!» – громко объявил митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) имя одиннадцатого русского Патриарха.

До революции, когда впервые был поднят вопрос о восстановлении патриаршества, многие считали, что Патриархом должен стать отец Иоанн Кронштадтский. Но Собор на несколько лет перенесли, отец Иоанн до него не дожил.

В 1908 году в Петербурге владыка Тихон посетил отца Иоанна Кронштадтского. Их встреча закончилась весьма необычно. Перед уходом отец Иоанн поднялся с кресла и сказал: «Теперь, владыка, садитесь вы на мое место, а я пойду отдохну». Слова прозорливого кронштадтского пастыря теперь воспринимались в особом свете.

Интронизация Патриарха Тихона состоялась 21 ноября 1917 года на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы в наскоро подремонтированном Успенском соборе. Для торжественной церемонии из Оружейной палаты принесли жезл святителя Петра, рясу священномученика Гермогена, крест, мантию, митру и клобук Патриарха Никона. Все облачения предшественников пришлись Патриарху Тихону на удивление впору.

Присутствовавшая на церемонии настолования княгиня Наталья Владимировна Урусова вспоминает: «После посвящения Патриарх был белее снега, с опавшим и исхудавшим за несколько часов лицом».

По древней русской традиции вновь избранный Патриарх объезжал Кремль верхом на коне, заменявшем «осля», которого вел под уздцы царь. Патриарх Тихон сделал свой объезд в экипаже, благословляя верующих на Соборной площади, еще не изгнанных из кремлевских монастырей монахов и монахинь, охранников на воротах с красными бантами на груди, некоторые из которых привычно крестились и склоняли головы. Патриарх осенил широким крестом и разрушенную колокольню Ивана Великого, и поврежденные снарядами Рождественский, Благовещенский и Архангельский соборы, и церковь Двенадцати апостолов, и другие израненные и оттого еще более дорогие для верующих святыни Кремля.

Великая княгиня Елизавета Федоровна Романова, неприметно стоявшая в тот день в Успенском храме, описала свои чувства в письме к графине Александре Олсуфьевой: «…Святой Кремль с заметными следами этих печальных дней был мне дороже, чем когда бы то ни было, и я почувствовала, до какой степени Православная Церковь является настоящей Церковью Господней. Я испытывала такую жалость к России и к ее детям, которые в настоящее время не знают, что творят. Разве это не больной ребенок, которого мы любим во сто раз больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, научить его терпению, помочь ему. Вот что я чувствую каждый день. Святая Россия не может погибнуть».

Наконец, экипаж Патриарха Тихона выехал на Красную площадь, откуда открылся вид на изрешеченную дырами снарядов кремлевскую стену, Спасскую и Никольскую башни. Часы на Спасских воротах, каждый вечер отбивавшие молитву «Коль славен наш Господь в Сионе», остановились – в них тоже попал снаряд. На циферблате уцелели всего две цифры – XI и XII. Казалось, часы показывали, что осталось лишь два последних месяца исторического для России 1917 года, а дальше – полная неизвестность…

Накануне 1918 года перед новогодним молебном Патриарх Тихон обратился к пастве с речью, в которой сравнил большевиков с библейскими строителями Вавилонской башни. «И наши строители желают сотворить себе имя, своими реформами и декретами облагодетельствовать не только несчастный русский народ, но и весь мир, и даже народы более нас культурные. И эту их затею постигает та же участь, что