Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько вы выпустили посланий? Патриарх ответил, что четыре, и перечислил, какие именно.
– А послание к первой годовщине Октябрьской революции забыли?
– Это было письмо, обращенное мной прямо в СНК, совсем не предназначавшееся для обнародования.
Был напрямую задан и вопрос об отношении к советской власти. Патриарх Тихон сказал, что он все уже изложил в письме к народным комиссарам по случаю первой годовщины Октябрьской революции, но может изменить свое отношение к власти, если она изменит свое отношение к Церкви.
– Вы монархист? – поинтересовался кто-то из чекистов.
– Прошу таких вопросов мне не предлагать, и от ответа на них я уклоняюсь. Я вам заявляю, что Патриарх не будет вести никакой агитации в пользу той или иной формы правления на Руси.
Патриарх Тихон, действительно, по-прежнему предостерегал священников от участия в политической борьбе и настойчиво повторял, что главная задача духовенства – заниматься служением Церкви.
После допроса на Лубянке Патриарха Тихона определили под строгий домашний арест. Ему запретили проводить заседания по церковным вопросам без предварительного разрешения ЧК, за всеми его посетителями была установлена слежка.
Летом 1921 года после засухи в Поволжье начался голод, который вместе с эпидемией тифа перекинулся на Сибирь, Крым и часть Украины. К началу 1922 года страшное бедствие охватило уже всю Россию: по официальным данным, в стране насчитывалось свыше 23 миллионов голодающих.
В августе 1921 года по инициативе Патриарха Тихона был основан Всероссийский церковный комитет помощи голодающим, куда стали стекаться немалые пожертвования, в том числе из-за границы. Испугавшись усиления Церкви, большевики упразднили церковный комитет, распорядившись передать собранные средства государственной организации помощи голодающим, созданной в июле 1921 года.
Новая власть сильно нуждалась в деньгах. По указаниям Ленина большевики использовали всенародное бедствие для борьбы с религией. 23 фев раля 1922 года появился «Декрет об изъятии церковных ценностей на нужды голодающих».
По призыву Патриарха Тихона церковноприходские советы сами жертвовали в пользу голодающих церковные ценности, не имеющие богослужебного употребления. Новый декрет давал «зеленый свет» на тотальное разграбление святынь из монастырей и храмов – и это снова вызвало волну народного возмущения.
15 марта 1922 года в городе Шуе Иваново-Вознесенской губернии во время изъятия церковных ценностей произошло вооруженное столкновение: прихожане не пускали в храм уездную комиссию по изъятию ценностей, их разгоняла конная милиция. Верующих расстреливали из пулеметов, многих арестовали.
Узнав о событиях в Шуе, В. И. Ленин написал В. М. Молотову письмо для членов Политбюро ЦК РКП(б) с пометкой «строго секретно»: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления… Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство, в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе, в особенности, совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и в несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь».
Как видно из письма, власти предполагали употребить церковные ценности отнюдь не на борьбу с голодом.
Ленин призывал членов Политбюро к немедленной расправе с «черносотенным духовенством». «Самого Патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя, несомненно, он стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев, – дирижировал Ленин решениями Политбюро. – …Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».
За Патриархом Тихоном усилили наблюдение.
В апреле 1922 года в Москве начался так называемый «процесс 54-х». Под суд попала большая группа священников и мирян, обвиняемых в противодействии декрету об изъятии церковных ценностей. Патриарх Тихон был привлечен к суду в качестве свидетеля. Ему припомнили и письмо к Калинину, и воззвания к пастве, назвав их контрреволюционной агитацией, привязались даже к его титулу «святейший». Патриарх держал себя перед обвинителями с большим достоинством, о чем свидетельствует сохранившаяся стенографическая запись допроса.
– Значит, может быть и грешный, и святейший? – ехидно поинтересовался обвинитель.
– Это по моему адресу, – спокойно ответил Патриарх Тихон.
Газета «Правда», освещавшая ход судебного процесса, злобно ерничала: «Патриарх смотрит на бесцеремонный вызов и допросы его свысока. Он улыбается наивной дерзости молодых людей за судейским столом. Он держится с достоинством. Но мы присоединим к грубому святотатству Московского Трибунала и вдобавок к судебным вопросам бухнем еще один, еще более неделикатный вопрос: „Откуда такое достоинство у Патриарха Тихона?“»
Процесс «54-х» закончился вынесением одиннадцати смертных приговоров, шесть человек были помилованы. Сам Патриарх перешел из разряда свидетелей в разряд обвиняемых и был заключен под домашний арест.
18 мая 1922 года «с деловым предложением» к арестованному Патриарху на Троицкое подворье явилась группа священников-обновленцев из Петрограда в сопровождении двух сотрудников ГПУ.
Так называемые «обновленческие» организации» и союзы появились в России еще до революции. После октябрьского переворота обновленцы особенно осмелели, чувствуя поддержку советской власти. Лидеры обновленцев призывали создать «свободную Церковь в свободном государстве», требовали отмены института монашества и смещения правящих архиереев, призывали к обновлению церковных обрядов. Они нашли поддержку у той части паствы, которая была охвачена революционным духом перемен или наивно полагала, будто обновленцы продолжают дело Церковного Собора 1917 года.
Одной из крупных обновленческих организаций была «Живая церковь», прозванная в народе «живоцерковниками» или «живцами». Сторонников Патриарха Тихона отвращало даже само название группы. «Говорить об оживлении Церкви нельзя, потому что она жива вечно», – писал Афанасий (Сахаров), епископ Ковровский.
Питерские священники-обновленцы Введенский, Боярский, Белков и псаломщик Стадник объявили Патриарху, что смогут добиться у советского правительства разрешения на созыв нового Поместного Церковного Собора. Этого давно желал Патриарх Тихон и другие церковные иерархи: получить возможность соборно выработать стратегию отношений Церкви и новой власти. Но обновленцы выдвинули в обмен условие: Патриарх Тихон должен покинуть престол. Они дали понять, что кремлевское руководство особенно раздражает личность Патриарха Тихона.
Патриарх написал письмо на имя председателя ВЦИК М. И. Калинина о временной передаче власти одному из старейших церковных иерар хов, митрополиту Ярославскому Агафангелу «в связи с привлечением его, Патриарха Тихона, к гражданскому суду». Патриарх также известил об этом и самого митрополита Агафангела и просил его незамедлительно прибыть в Москву.
Священники-обновленцы письменно сообщили Калинину о