С застывшего видео-сообщения на меня гордо взирал готовый к использованию мужской пенис, зажатый веснушчатой ладонью моего как-бы «бойфренда» — Козлевича-Майлса.

* * *

— Ой, мамочки… — почти без выражения произнесла Ксюха.

У меня же отнялся дар речи. На одеревенелых ногах я шагнула к месту трагедии, опустилась на корточки и аккуратно взяла в руки свой раздолбанный телефон. Зафиксированный на картинке член Майлса поморгал, будто обрадовался женским рукам, дернулся один единственный раз… и погас навсегда.

В покрытом паутиной трещинок черном экране я увидела свое собственное блеклое отражение. Телефон был безнадежно мертв.

— Может, оно и к лучшему… — попыталась утешить меня Ксюха.

— У меня сто раз была возможность куда-нибудь это видео перенести… продублировать… — мертвым голосом сказала я. — СТО ФАКИНГ РАЗ. Но это, видите ли, требовало пары усилий. Минут пятнадцать моего времени… Подключения к ноуту…

— Блин, — выругалась Ксюха.

Я все еще не могла прийти в себя — трогала телефон, поворачивала, пыталась приладить к нему отколотую батарейку.

— Лик, прости меня, а? — шмыгнула носом Ксения, подойдя ближе. — Я все испортила, да?

Я выдохнула. Что ж. Это было неожиданно, но проблему надо было как-то решать. А для этого нужны были действия поактивнее, чем тупое перебирание в руках осколков убитого мобильника.

— Значит, так. Ты ни в чем не виновата, так что можешь успокоиться. Успокоилась? — Ксюха перестала шмыгать носом и кивнула. — Хорошо. Теперь собирай все, что можешь, и складывай вот сюда, — я вытянула подол футболки.

Ксюха засуетилась.

— Может сумку принести? Там у меня пакетик есть, бутербродный.

— Нет, надо быстро. Может кто-нибудь пройти.

Ползая по тропинке, подруга за пару секунд собрала все осколки и сложила их в мой подол. Вернувшись к столу, мы аккуратно переложили все в зип-лок пакетик, вытряхнув из него остаток бутерброда.

— Знать бы еще, что из всего этого память… — пробормотала Ксюха, заглядывая под приподнятую бугорком крышку самой большой части айфона и пытаясь открыть ее.

— Нет, сами мы расковыривать ничего не будем, — твердо остановила ее я. — Придется отвезти в мастерскую все это целиком. Не факт, конечно, что память цела, но надежда есть…

И тут я отчетливо осознала, что потеря компромата была не единственной причиной, почему я хотела получить назад свой телефон — пусть даже и в какой-нибудь новой инкарнации, сохранившей только память и контакты.

Мне хотелось продолжения нашей с Кронвилем стимулирующей перепалки, а его личный номер, который я затребовала в то знаменательное утро три дня назад, был похоронен в мертвых недрах моего разбитого телефона. Спрашивать у него номер опять — унизительно, и, не дай Бог наведет его на мысль, что что-то случилось с моим телефоном и, соответственно, компроматом. А там уж и до требования доказать, что я не блефую, недалеко.

— Едем в Лондон. Немедленно. На твоей машине, — мой голос не принимал кивнула возражений, и Ксюха послушно кивнула.

Моя подруга была одной из немногих студенток нашего колледжа, которым по лотерее выпало счастье держать здесь машину — парковочные места в нашем викторианском поместье были очень ограничены, и все остальные студенты добирались до города либо на такси, либо на поезде. На машине, конечно же, было быстрее.

— А зачем в Лондон? — по дороге к гаражу робко спросила Ксюха.

— Затем, что в нашем пригороде все всё про всех знают. И память о двух русских девчонках, пытающихся любой ценой спасти разбитый телефон, останется надолго. Иди знай, до кого дойдет. Поэтому нам нужно в Лондон.

Мы пропускали последнюю пару, я — физику, Ксюха — искусствоведение, но это было важнее. Пересекли сад по главной дорожке, в этот час довольно людно и, стараясь не привлекать к себе внимания, вышли на территорию автостоянки. Официально покидать колледж до окончания занятий было нельзя, но на это смотрели сквозь пальцы — большинство-то студенток были уже совершеннолетними, а ограничивать взрослых людей в передвижении запрещено законом. Вот такая несуразица получалась.

— Слушай, — спросила вдруг Ксюха, когда мы усаживались в ее машину. — Если ты втюхалась в ректора, зачем тебе Майлс? Тем более, что он извращенец и эксгибиционист…

Картинка подмигивающего мне эрегированного пениса моментально возникла у меня перед глазами, и я поморщилась. Но для виду как можно равнодушнее пожала плечами.

— Да ладно… Он же не знал, что не только мне свой прибор показывает.

— Но как ты в принципе можешь с ним встречаться, если тебя… тянет к другому?

Я воззрилась на нее уже с настоящим изумлением.

— Да какая разница, к кому меня тянет! Не с ректором же мне встречаться. Которого я, кстати, шантажирую именно за то, что с кем-то… «встречался».

Уж второй свой секрет я ей точно не выдам. С Самойловой связываться — себе дороже, при ее-то деньжищах. Если она такие бабки отвалила, чтобы какое-то пари выиграть, можно себе представить, что она может сделать, если захочет кому-нибудь отомстить.

И тут мне пришло в голову, как подтвердить легенду с Козлевичем.

- Кстати, заедем к Майлсу, раз уж мы в Лондон едем, — небрежно сказала я.

Выруливая из отворившихся ворот поместья, Ксюха чуть не врезалась в бордюр.

— И как мне теперь ему в глаза смотреть?! После того, что я видела?

— Ну, не смотри в глаза… — усмехнулась я. — Можешь смотреть ему туда — там ты уже точно все видела.

Вообще-то Катька запретила мне встречаться с Майлсом, но я постараюсь объяснить ей, в чем дело было. Скажу, что Ксюха подозревать стала… тем более, что это правда. Отчасти. На самом деле, двигали мной не только интересы банкирши, а еще и болезненное любопытство посмотреть на того, кто может вот так, запросто, снять на камеру свое хозяйство и послать его не понятно кому…

Постепенно, мои мысли переключились на того, другого — чье хозяйство так удачно попало уже ко мне на камеру, и так неудачно из нее… выпало. Возможно навсегда.

Под размеренный шум мотора и легкую, ненавязчивую музыку из стереодинамиков, наблюдая за проносящимися мимо полями и усадьбами, я задремала.

И тут же увидела сон.

Мрачный, холодный подвал с крошечным окошком под потолком… На одинокой кровати сижу я — прикованная к стене цепью, что обхватывает запястье плотной оковой. На мне — нечто вроде белой сорочки из легкого шелка, скользящего по телу, заставляющего вздрагивать от каждого прикосновения. Судя по ощущениям, больше на мне ничего нет. Оглядывая себя, понимаю, что татуировок почему-то тоже нет.

— Вы отвратительно себя вели, мисс Красновская.