Иоланда постучала сиренево-розовым ногтем по удостоверению на продуктовые талоны.

– Можно?

– Не, все в магазине меня знают. Валяй.

Вытащив карточку из пластикового кармашка, Иоланда заметила под ней другое фото. «Соперница», – решила она; однако на снимке была запечатлена седовласая женщина лет под шестьдесят. Женщина позировала на фоне театра «Аполло», а рядом, склонив к ней лохматую голову, стоял Уинстон, значительно моложе сегодняшнего.

– Кто эта восточная тетка?

– Азиатская.

– А кто она?

– Мисс Номура. Она мой неофициальный опекун. Присматривала за малолетним ниггером, когда мама свалила.

– Хм-м-м.

Иоланда вернула Уинстону портмоне и нарочно уставилась на вечеринку на палубе «Джубили».

– Иоланда, ну чего ты дуешься? Мисс Номура мне как тетя. Она живет в доме напротив, знала отца, еще когда он был в «Пантерах». Говорю тебе, она мне что вторая мать. Если ты ревнуешь меня к шестидесятилетней, у тебя проблемы.

Иоланда скрестила руки на груди и отвернулась к иллюминатору.

– Этот херов катер еле ползет.

Уинстон вытащил из-под сиденья ярко-оранжевый спасательный жилет и осторожно надел на Иоланду, защелкнул замок на груди и подтянул кордовые завязки на спине. Плечи Иоланды ощутимо расслабились. Ого, – подумала она, – этот толстый ублюдок не дурак.

Толстый ублюдок тем временем картинно сдернул с себя куртку и накинул на плечи Иоланды. Он отошел от мрачных воспоминаний и приготовился расчехлить свой рэп, ведь рэп для черного – это все равно что хлыст для укротителя львов, которым тот ставит на место упрямую кошку, или коан буддистского монаха, еще больше запутывающий послушника. Как звучит рэп одного человека?

– Иоланда, бросай спектакль, я ведь вижу, ты в моей лузе. Все в кайф, но давай без игр. Мы все иногда нуждаемся в спасении. Ты вернулась в школу, спасаешь себя сама. Одно то, что сильная черная женщина идет с поднятой головой против всего этого дерьма, заставляет меня задуматься, как выправить свою жизнь. Так что слушай, я ни сейчас, ни потом не заберу из твоей жизни ничего, что делает твою жизнь лучше. Это не обещание, это факт, детка. Как что небо голубое, летом жарко и что ты потрясная. Без вопросов, мисс Номура для меня – как этот спасжилет, держала на плаву в тяжелые времена. Но я просто болтался вверх-вниз в штормовом море улиц. Ты – моя спасательная шлюпка, ты вытащила меня из воды. Полундра и свистать всех наверх типа.

Иоланда прижала ладонь к его губам.

– Хватит. Ты мне правда нравишься – больше, чем следовало бы, – но давай сегодня притормозим: у нас вся жизнь впереди, хватит и на поцелуи, и на обнимашки. Сегодня будем беззаботными, как те белые на яхте. Смотри, как они зажигают!

Уинстон полез в рюкзак, вынул запотевшую черную бутылку шампанского «Фрешенет», два бумажных стаканчика, бурого плюшевого медвежонка с розовой ленточкой на шее и рождественскую открытку.

– Нет, это мы зажигаем.

Потягивая шампанское, Иоланда рассмотрела самодельную открытку внимательнее. Снаружи ее украшала на удивление хорошо написанная акварель: чернокожая пара целуется на фоне гор, на них с удивлением глядит стайка мультяшных лесных животных с грустными глазами, а-ля Дисней. Внутри аккуратными квадратными буквами было выведено:

Иоланда увидела свое отражение, обрамленное сентиментальной банальностью, и поддалась фривольной манипуляции под названием «романтика». С веселым «Дзинь!» они с Уинстоном чокнулись бумажными стаканчиками.

– У меня тост! – воскликнула Иоланда, пытаясь скрыть неловкость. – Тост за любовь. Тост за мужчину, который заставил меня открыться без обещаний, без красивостей-мускулов-виляния-крепким-задом и без денег.

Уинстон почесал подбородок, пытаясь определить, похвалили его или обругали, потом поднял стакан:

– За женщину, которая любит меня за меня самого, хоть я для нее почти незнакомец.

– На хер незнакомца.

– За женщину, которая знает, чего хочет.

Иоланда и Уинстон оторвались от своего первого поцелуя; их языки онемели от шампанского, сексуальные органы налиты желанием, а оси их молодых миров навсегда сместились. Или, как деликатно выразился Уинстон, вытирая с губ помаду:

– Все идет хаясё-хаясё.

– Как я поймалась на эту брехню, Борз? «Все хаясё-хаясё». Тебе все «хаясё-хаясё», потому что ты вечно пьян, алкаш!

Иоланда не унималась, и Уинстон уже сидел на диване в гостиной, терпеливо перенося выволочку. Для него выслушивать, как Иоланда его унижает, было сродни походу в церковь на Пасху: не хочется, но надо. Сидишь по необходимости, сложив руки на коленях, и надеешься, что головная боль не позволит проповеди просочиться в мозг.

Но когда Иоланда шагнула к книжной полке, Уинстон окаменел.

– Ну нет, Ланда, только не это!

Объемистые Иоландины архивы состояли из аккуратных стопок журналов «Эссенс», «Эбони» и «Чоклет Синглс», полных статей вроде «Гипноз при помощи тыквенного пирога», «Атлантида, единороги, негритянская любовь – правда или вымысел?» и «Десять положительных качеств черного мужчины помимо величины члена». За журналами следовали книги по самопомощи, написанные женщинами из Филадельфии с короткими афрострижками: «Сестры делают это для себя – как мастурбировать для достижения африканского оргазма», «Практический гид черной женщины в поиске настоящего мужчины» и библия Иоланды – «Ниггер-удовлетворитель».

Больше всего в тематической подборке Иоланды Уинстона смущала не всяческая дребедень от «докторов-того-и-сего, профессоров-антропологии-и-косметологии» – поиски недостающего звена между первобытным Тащихватаем и выведенным в пробирке Дензелом Вашингтоном, авторы которой считали его, Уинстона, окаменелостью, и псевдонаучные дневники, которые считали его монстром: Я собрала вокруг себя инструменты жизни, чтобы вдохнуть искру бытия в это безжизненное нечто у моих ног… Я увидела, как открылся тусклый желтый глаз существа, – глядите-ка, я, Иула Франкенштейн-Барнс, автор бестселлера «Хороший черный мужчина – нужна дополнительная сборка», создала жизнь!

Больше всего его раздражало, что Иоланда начала покупать всю эту макулатуру после женитьбы, когда их отношения были безоблачными – как минимум в его представлении. Когда после секса Иоланда сидела в постели и читала «Практический гид черной женщины по поиску настоящего мужчины», он взрывался:

– Я что тебе, не настоящий мужчина? Почему-то мне и в голову не приходит сомневаться, настоящая ли ты женщина!

…И я наделила его чертами божественной красоты. Красоты! Великого бога!

Иоланда пыталась успокоить Уинстона лекцией о проблемах, характерных исключительно для черных пар. Уинстон возражал, что в отношениях нет никакой разницы между черными, белыми, пуэрториканцами или кенгуру.