Изумление на его лице сменилось странной тоской, а потомкаким-то озлобленно-трогательным выражением.

– Да так, ничего особенного, – сказал он, выключая плеер. –Песня душевная. Плеер я заберу – мало ли, вдруг это вещдок. В протокол еговнесли, не помните?

– Внесли, – кивнул Костя. – Погодите, а что там за песня?

– Послушайте, – разрешил следователь.

Костя приложил к ушам «ракушки», и Лида уставилась на еголицо. Она постепенно выходила из ступора и сейчас вдруг с неожиданной остротойосознала, что видит на лице Кости ту же смену выражений, какую наблюдала толькочто на лице следователя.

Странная ревность одолела ее. Что узнали эти мужчины о еемертвом брате – чего еще не знала она? Что за музыку слушал он? Раньше,помнится, любил «Машину времени», «Энигму», «Бони-М» и Розенбаума, а ещеЧайковского любил, «Лебединое озеро» и Первый концерт для фортепьяно соркестром. Кого из них позвал Сережа, чтобы сопроводили его в последний путь?

– Может, послушаешь, Лида? – Костя протянул ей плеер.

Она взяла, прижала магнитофончик к себе – неужели егозаберут? Он потеряется там, в милиции, не исключено, его кто-нибудь присвоит, авообще-то его можно положить в могилу с Сережей. Мысль о грядущих похоронахбрата стала уж просто каким-то coup de grвce[2] – контрольным выстрелом,по-нынешнему выражаясь. Чувствуя, что если сейчас расплачется, то уж не сможетостановиться, Лида с силой воткнула в уши «ракушки», с силой нажала на play.

Короткий проигрыш – и зазвучал женский голос, чутьхрипловатый, словно бы сорванный, неровный, тревожный:

Кружится снег – зима пришла опять,

Закат в крови – и жизнь к закату мчится.

Теперь настало время вспоминать

Тебя, моя прекрасная волчица!

Настало время вспоминать теперь

Тебя, царица, в тысяче обличий.

Матерый волк, вожак, отважный зверь

Всегда считал тебя своей добычей.

И лебеди летели на восход,

И клекот ястребиный в небе таял,

И мчался по реке последний лед —

И я увел тебя из волчьей стаи.

Навеки отражен в глазах твоих,

Навеки опьянен тобой, волчица…

Мы обрели свободу для двоих

И поклялись навек не разлучиться.

Опять пришла зима белым-бела.

Я одинок в снегах земного круга.

Скажи, зачем судьба нас развела

Так далеко-далёко друг от друга?

С тех пор я навсегда в твоем плену.

Взошла луна. Снег под луной кружится.

И волчья стая воет на луну…

Я умираю, красная волчица!

Лида продолжала нажимать на кнопку, словно боялась, что лифтне послушается и поедет назад, к этому черному мрачному взгляду исподлобья, кэтому твердому рту и чуть подавшейся вперед в нетерпеливом ожидании фигуреубийцы.

Мельком удивилась, что Лола не возмущается, почему это ей недали выйти из лифта. И вдруг заметила, что она тоже давит на кнопку – правда,не пятого, а четвертого этажа.

«Что-то забыла?»

Спрашивать Лида не стала – боялась не справиться с голосом.Да это и неважно было.

Четвертый этаж. Лола выскочила и, не простившись, не сказавни слова, побежала по коридору мимо череды дверей. Лида снова нажала на кнопкус цифрой «пять», подумав при этом, что внизу на табло сейчас высветиласьчетверка, и если убийца вздумает ее выслеживать, то искать будет именно начетвертом этаже. Небось решил, что она поехала туда…

Лидино воображение, подстегнутое страхом, вышло из-подконтроля. Сейчас ей казалось возможным все самое невероятное: вот убийцаотшвыривает в сторону охранника, который пытается его остановить, и дажевыпускает в него пулю, то же делает с другим охранником, выбежавшим на шум изподсобки, перескакивает через турникет – и кидается к лифту.

Нет, лифт надо еще вызвать и дождаться, это долго. Онраспахивает стеклянную дверь, ведущую на лестницу, и мчится через две, триступеньки, хватаясь за перила и швыряя тело вперед и вверх, так что движетсябыстро, быстро, быстрее и не бывает… как пуля!

Пятый этаж! Лифт остановился, дверцы распахнулись. ПоЛидиным расчетам, убийца был сейчас где-то на втором этаже, может быть,приближался к третьему. Пока доберется до четвертого, пока обежит его, покаудостоверится, что жертва ускользнула… У нее есть пара минут!

Выскочила из лифта и, бросив затравленный взгляд в сторонустеклянной двери, ведущей на главную лестницу, побежала по периметру этажа,приближаясь к обычной неприметной двери, над которой в былые времена светиласьнадпись «Запасной выход», а потом лампочка перегорела, вкрутить новую руки ни укого не доходили годами, поэтому о том, что существует еще одна лестница, зналитолько старожилы студии, ну и народ особо любопытный. Вроде Лиды Погодиной.

Лестница выводила не в вестибюль студии (хотя, если убийцаоттуда убежал, там, может быть, как раз безопасно, а ну как не убежал, а ну каккараулит по-прежнему?!), а во внутренний двор, где стояли гаражи и техническиепостройки. Ворота этого двора были всегда заперты, однако Лида не сомневалась,что как-нибудь выберется. Вроде бы в ангаре, где стояла громадная неуклюжая ПТС(передвижная телевизионная станция), есть калитка, которая выходит на боковуюаллейку парка Пушкина. Лида уговорит дежурного ее отомкнуть, уговоритнепременно, но сначала надо туда добраться!

Она рванула дверь запасного выхода, выскочила на площадку икинулась вниз по ступенькам. И пробежала не меньше этажа, прежде чем расслышаласквозь свое запаленное дыхание частую дробь чужих шагов.

Ноги подогнулись. Как она не подумала, что на четвертом этажетоже есть выход на эту же самую запасную лестницу! И там-то, над дверью,кажется, табличка в порядке. Убийца обежал этаж и мигом смекнул, что жертвапопытается спастись через черный ход.

И теперь бежит вниз, чтобы отрезать ей путь к спасению!