я знаками объяснила слуге, что хотела бы принять ванну, и он с поклоном провел меня в соседнее, не менее роскошное помещение, где все уже было готово. Я поблагодарила и отпустила его. Только оказавшись в теплой ароматной воде, почувствовала, как напряжена. Очень хотелось ни о чем не думать. Как же это мучительно! Я оказалась меж двух огней и никак не могла решить, что делать. Но ванна оказала благотворное действие, и я немного успокоилась.

Завернувшись в просторный мягкий халат, опять подошла к окну. За это время собиравшиеся у горизонта тучи успели затянуть все небо. Вдалеке поблескивали зарницы. Приближалась гроза.

Никогда еще я не была так одинока. Раньше хотя бы оставалась память о тех, кто безвозвратно исчез, словно между нами протянулась тонкая ниточка. Теперь не было ничего. И никого. Те, кого я нашла, уже не были прежними. Я не понимала их и не знала, кому можно верить. Очевидно, и те, кто оставался в маленьком домике, и те, кто встретил в этом дворце, хотели, чтобы я встала на их сторону. Почему? Предположим, первые – потому что их мало. Они обижены. И у меня есть кольцо. Совет, возможно, не хочет помощи для изгнанных, а может быть, они надеются, что я смогу быть чем-то полезна. Мне стало тошно.

Предположим, с Ингой, Натальей и Кариной я никогда особо не сближалась. Но Ольга была лучшей подругой Кристины. С Лешей я долго сидела за одной партой, и не знала мальчишки добрее и справедливее. Ромка безуспешно ухаживал за Полей, рыцарски отступив, только когда она выбрала Сашу. А с Женей они вообще были не разлей вода. Живущие теперь в изгнании ребята не были в школе сплоченной компанией. Почему именно они объединились против Совета? Как рвались связи, сплетавшиеся годами? Почему однокашники стали чужими друг другу? Камень, все проклятый камень! Мало того, что лишил дома, он еще украл нас у самих себя.

Что же делать? Можно ли еще что-нибудь исправить? Нельзя терять голову. Нужно присматриваться и сохранять осторожность. Пожалуй, еще рано делать выводы.

В дверь постучали. Я встрепенулась, но это оказались две милые девушки, видимо, горничные. Тоже в белых нарядах. Они с поклоном установили маленький стол и накрыли его к ужину. Все выглядело очень аппетитно, но мне кусок в горло не лез. Я вспомнила, что просила Дашу оставить суп. Что они теперь подумают обо мне? Но ведь это всего одна ночь, я все объясню. С другой стороны, что если они и вправду предатели?

Напиток, оказавшийся в графинчике, был похож на легкое белое вино, но душистое и пряное на вкус. По телу разлилось приятное тепло, и стало немного легче. Я вяло пожевала барик – есть по-прежнему не хотелось.

В дверь опять постучали. Меньше всего в ту минуту я ожидала увидеть Олега Ивановича. Он вошел, тихо затворив за собой дверь.

– Похоже, ты ожидала увидеть кого-то другого, – он улыбнулся и сел рядом. – Я специально запретил ребятам приходить к тебе. Да, не удивляйся. Не хочу, чтобы кто-то повлиял на твой выбор. К тому же, тебе сегодня нужен покой. А каждый из них, хоть формально теперь и старше своих родителей, хотел бы узнать новости из дома. Тоска не исчезла до сих пор.

– Скажите… Неужели, действительно, нет никакого способа вернуться?

Он печально покачал головой.

– Для нас нет пути назад.

Только тогда я поняла, как сильно надеялась, что уже после изгнания ребят выход нашли. Горло сдавило, и я судорожно вздохнула, не давая себе заплакать. Олег Иванович ласково погладил меня по плечу.

– Вот так же я утешал и их: то одного, то другого… Сначала ребята держались, и ведь у нас была надежда. Но время шло, ее место занимало отчаяние. Я представляю, как ты тосковала, но ведь каждый из них оставил дома значительно больше. Повезло только мне, и я долго считал это чудом, пока не понял, что здесь им просто необходим был наставник, руководитель, отец… Прежде у меня был один сын, а теперь он стал одним из многих. Я помогал, утешал, радовался успехам. Поэтому – как бы ни выглядело со стороны – вынужденное изгнание Кристины и других причинило мне сильную боль. Прошло много лет, но в чем-то они по-прежнему дети. И понять свои ошибки, признаться в этом, переступить через свою гордость – им очень трудно. Поэтому твое появление для всех – большая радость. Надеюсь, ты сможешь перекинуть спасительный мост понимания между нами.

Я вытерла глаза, в голове шумело. Олег Иванович встал и подошел к столику с накрытым ужином. Он налил в бокал пряный напиток и добавил по ложечке желеобразного вещества из двух маленьких пиал, размешал и протянул мне.

– Местная флора очень богата. Многие обычные продукты питания не только полезны, но и обладают целебными свойствами. Выпей, это поможет успокоиться и снимет усталость.

Он наклонился, поцеловал меня в лоб и вышел.

За окном совсем стемнело. Послышались глухие раскаты грома. Повозившись с выключателем, я погасила люстру и маленькие уютные светильники. Комнату затопила темнота. Я подошла к окну.

Теперь слышно было, как шумит ветер в ветвях деревьев. Внезапно ослепительная молния разрезала тучи, и через пару минут глухо заворчал гром. Гроза началась. Тогда еще я не знала, что подобные ненастья здесь не редкость, в нашем же мире никогда подобного не видела. Казалось, небеса кипели! Разветвленные, слепящие молнии секундной вспышкой освещали парк так, что я могла видеть отдельные листья на ветках.

Съежившись в мягком кресле, я сидела напротив окна, не в силах оторваться от этого зрелища разбушевавшейся стихии. На какое-то время все сомнения и проблемы отступили. Я ни о чем не думала, сливаясь с грозой. Наконец, молнии стали реже, ветер тише, и хлынул дождь. Потоки воды лились на землю, снимая напряжение бури. И под этот шум я заснула.

5

Сны были тревожными, и, проснувшись, я почувствовала, как затекла шея.

Утро едва начиналось, а от ночной грозы не осталось и следа: в чистом небе гасли последние звезды. Открыв дверь, я вышла на балкон. Свежесть, какая бывает только после дождя, взбодрила меня лучше холодной воды. В листве ближнего дерева мелодично тенькала невидимая птица. Ей ответила другая. И пока яркие краски восхода раскрашивали небо, парк просыпался для нового дня, наполняясь шелестом и пеньем.

Вдруг внизу послышался тихий голос:

– «О чем она задумалась украдкой?

О, быть бы на ее руке перчаткой,

Перчаткой на руке!»

– «О горе мне!» – подала я реплику,