вожди и племена устраивали восстания и бунты, узурпировали императорские короны (Сильван, Арбогаст), сажали людей на трон по собственному выбору (Аттал) и сами вторгались в императорские династии путем брака по принуждению (Атаульф). Но варвар шестого века с уверенностью шагал по миру раннего Средневековья, как равный.

Жест Хлодвига

В виде завершающего жеста сразу после победы над вестготами в 507 году, Хлодвиг напомнил Риму и Византии, кем стали он и его народ. В то время Хлодвиг сражался, как клиент [клиент (лат.) — плебей, пользовавшийся покровительством патрона-патриция. — Прим. перев.] императора Восточной Римской Империи Анастасия. Тот вел войну с остготским правителем Италии, Теодорихом Великим, родственником Хлодвига и конкурентом на роль предводителя вождей западных варваров{89}. В то время как Хлодвиг находился на пути домой после успешной кампании, в Туре его догнало письмо Анастасия. В нем сообщалось о присвоении ему беспрецедентной чести для франка из Меровингов — консульского звания.

У Хлодвига от успеха вскружилась голова, и он стал самоуверенно праздновать. В этот момент он был на грани правления Империей, которая объединяла современную Францию, Бельгию, Нидерланды и будущие германские земли к востоку от Эльбы, с королевской резиденцией в Париже. Для празднования своего возвышения он надел величественную пурпурную мантию поверх византийской военной формы, на голову — королевскую диадему. Одетый таким образом, Хлодвиг проехал от городских ворот до церкви под крики «Консул и Август!», разбрасывая толпе золотые и серебряные монеты типичным императорским жестом. Люди стояли по обеим сторонам дороги на всем пути следования. Связь двух выкрикиваемых слов вызывала ассоциации с другим императором, и Анастасию это бы совсем не понравилось. Хотя Хлодвиг склонялся в этом случае порисоваться и продемонстрировать свое консульское величие, больше он не добавлял себе этого высокого титула. Его запоздалая сдержанность показывает самоуверенность франков в начале их подъема в роли удерживавших новый средневековый мировой порядок{90}.

КАРОЛИНГИ

Двести тридцать лет спустя династия-преемник, Каролинги, получила свое название от имени Карла Мартелла, «мэра дворца» в двух из трех регионов, составлявших королевства франков в восьмом веке (Бургундия была третьим). Такой титул даровался политическим и военным руководителям, которые выступали за землевладельцев благородного происхождения. Карл жил в эпоху иноземных вторжений и внутреннего разлада. Он трижды добился успеха, что сделало возможным создание новой Империи его внуком Карлом Великим. В сражении, которое продолжалось неделю между Пуатье и Туром в октябре 732 года и получило название битвы при Пуатье, он остановил мусульманское вторжение в Галлию через Испанию, обеспечив безопасность южной границы Западной Европы. Дома он был миротворцем, подчиняя фракции благородных господ своей воле, и стал в некотором роде канцлером франков. Он также основал посольство в Риме. Посольство в дальнейшем стало крайне важным связующим звеном как для Каролингов, так и для церкви{91}.

Карл Великий

Карл Великий, который правил франками на протяжении сорока трех лет и являлся императором на протяжении четырнадцати из них, завершил романизацию франкской культуры. Тем не менее, он также был полностью варварским правителем, носил одежды своего племени, а не римские. Он успешно подчинял франкские племена своей воле и жестоко уничтожал соперничавших с ним. Во время войн с саксами он отомстил за уничтожение молодых франков благородного происхождения, отрубив головы, как сообщалось, четырем тысячам пленникам-саксам за один день{92}. Его семейная жизнь также была типичной для вождя племени: у него было пять официальных жен — из франков, ломбардов, швабов, восточных франков и алеманнов — и на каждой из них женился только по политическим причинам. Одну из них, швабку Хильдегард, он, похоже, по-настоящему любил. У него также имелись многочисленные наложницы и незаконнорожденные дети{93}.

Итак, в нем оставалось много от вождя племени, но одновременно он также был и космополитом, как король. Положение Карла Великого требовало от него умения говорить и писать на нескольких языках. В Ахене языком общения служил его родной диалект, Theodisk, или Deutsch, и считался главным из местных диалектов при королевском дворе. Представители Карла Великого вели дела на относительно грубой постклассической латыни, на которой говорил и сам Карл. Он помог сделать ее дипломатическим языком франков в своем королевстве. Он болезненно относился к угрозе родному немецкому языку и постановил сохранять его в песнях и календаре, и лично составил базовую грамматику. В дополнение к языковому единству, государство Каролингов также являлось единой торговой зоной с общей денежной единицей{94}.

Карл Великий намеревался создать образованный двор и смекалистую королевскую бюрократию. Он построил придворную школу в Ахене, в которую пригласил имеющих хорошую репутацию христианских ученых из Англии, Франции и родных земель франков, даровал им уютные поместья и выделял на академические нужды неограниченные средства. Возглавил школу англосакс Алкуин из Йорка, и она превратилась в центр франкского обучения и культуры. На протяжении многих лет она цивилизовала новую Империю, сея зерна более позднего и более великого возрождения древних знаний.

Взяв за образец библейского царя Давида, Карл Великий демонстрировал религиозно-политические претензии византийского императора. В Ахене использовалась византийская архитектура дворцов и церквей. Это стиль, изображавший правителя земли также, как и верховное духовное лицо. Подобные идеи сеяли панику в отношениях между церковью и государством в Западной Европе на всем протяжении Средних веков и после них. Карл Великий также открыл дипломатические посольства в Иерусалиме и Багдаде, расширив свое влияние на Средний Восток. Оттуда в Ахен в октябре 802 года прибыл слон Абуль-Аббас, названный в честь династии Аббасидов. Это был подарок халифа Харуна ар-Рашида, знак признания нового западного императора{95}.

Такие претензии со стороны Карла Великого свидетельствовали о качестве его правления и не предполагали никакого предательства или вызова миссии церкви. Это стало ясно в войне доктрин, в которую он включился, выступив против своей соперницы, византийской императрицы Ирины, в конце восьмого века. Поскольку семнадцать из двадцати двух лет своего правления она являлась регентшей при малолетнем сыне, многие за рубежом не демонстрировали уважения, причитающегося истинной императрице. Тем не менее, ни один другой правитель той эпохи не был более нацелен на использование власти единолично. И это намерение Ирина продемонстрировала, поместив в тюрьму и ослепив собственного сына после того, как он достиг совершеннолетия в 797 году, после чего она потребовала себе его трон. Та же судьба ждала пятерых дядей со стороны отца, происхождение которых позволяло им также оспаривать ее правление. Та же самая воля проявилась в кампании императрицы по навязыванию почтения и благоговения перед образом