– Мам, а она деда не?..

– Не привораживала? Не знаю, Шани. Кто ж скажет теперь?

– А почему ее не разоблачили?

Мама рассмеялась. Весело и легко.

– Шани, милая, это Тиртан. Женщина живет в гареме и практически оттуда не выходит. Товары приносят торговцы – в дом. Лекарь приходит в дом. Гулять – редко, по саду сколько угодно, а по городу только с отцом, братом или мужем. А уж сколько человек в доме… Маме еще повезло. У них семья была раньше богатая, а потом бедная. Дом большой, а людей мало, семья да пара слуг, она к ним с детства ко всем привыкла, до последней мысли знала. И дар был не сильный поначалу. Приспособилась.

– А потом… я правильно понимаю, она стала сильнее, когда стала женщиной?

– Да, Шани. И говорила, что сила увеличивается с рождением детей. Не знаю, правда или нет.

Я тоже не знала.

Мамина ладонь легла на мои волосы, погладила.

– Давайте остановимся на сегодня? Спать пора… Обещаю, завтра мы еще поговорим. Обдумаем все – и поговорим.

– Мам? Пап? А у меня тоже эти силы могут быть?

Братик молчал почти весь разговор. Но не выдержал.

Мама улыбнулась. Ласково и тепло.

– Нет, сынок. Ты – обычный человек.

– Во-от… Мам, а Шанька может своим даром рыбу на удочку приманить? К примеру? Или рыба слишком умная?

Наверное, это нервное.

Но смеялись мы все. И – до слез.

* * *

Я думала, что долго не усну.

Жизнь – не книга. Это там пишут: «Она думала, металась, лоб горел, руки леденели, пальцы дрожали…»

Я как легла, так и уснула. И проснулась на рассвете.

Привычно подоила и выпустила коз, покормила кур, выгнала уток…

Такие обычные, домашние дела.

Браслет даже не ощущался на руке, за годы я сжилась с ним, он разве что в кожу не врос.

А если снять его? Посмотреть, что у животных с мыслями? Может, я смогу уговорить Тиску не лягаться? А то эта коз-за…

Да, вот об этом папа с мамой и говорили.

Зная – я бы не удержалась. Сейчас – и то хочется. Так и попадаются маги? Да, именно так. Это как с шикарным платьем, показать-то хочется! Хоть и нельзя, а все равно – тянет.

Жутко.

Мама готовила завтрак, отец уже ушел в лес – разговор там, договор, а браконьеры ждать не станут.

Я пришла на кухню, остановилась в дверях и смотрела, смотрела…

Вот моя мама.

Напевает что-то, крутится у очага, вытаскивает лепешки, которые, кстати, печет не так, как в Риолоне принято. Я Миха угощала, ему понравилось, но его мать так не делает. Чужая земля, чужой хлеб…

Малышкой она оказалась в гареме, попала на ложе к старому подонку (да, я знаю, что происходит между мужчиной и женщиной, не вконец ведь дура!), потеряла близких и смогла сбежать.

Встретила моего отца, полюбила.

Сколько же в ней стойкости? Сколько силы?

К горлу подкатил комок. Я сделала шаг, другой – и обняла маму что есть сил.

– Мам…

Меня обхватили теплые руки.

– Ну что ты, родная? Не плачь, не надо…

– Мама, я так вас всех люблю! Так люблю!

– Я тоже люблю тебя, родная. Ты – мое чудо. Если бы не ты, я бы никогда не решилась бежать, не встретила Шема, не была бы счастлива. Это все ты, Шани. Не плачь, малышка. Все у нас будет хорошо…

Куда там!

Я рыдала не в три, а в сорок три ручья, и прошло немало времени, прежде чем я успокоилась. И только потом…

– Мам, а где Корс?

– Ушел сегодня с папой. Пусть походят по лесу… заодно поймет, что не стоит языком болтать лишний раз.

– Он у нас и так умничка!

Мама покачала головой:

– Ребенок, Шани. Ребенок, как и ты! Как же мы хотели протянуть еще хоть пару лет! Хоть годик бы! Хоть сколько…

– И что бы это изменило?

– То. Садись-ка, режь капусту, а я буду рассказывать.

Я повиновалась. И нож послушно располосовал первый вилок чуть не напополам. У нас тупых ножей не водится, у нас самый лучший папа! Который все делает, чтобы нам с мамой легче было, ему о работе по дому напоминать не надо, у нас все ножи острые, все заклепки на месте, все щели проконопачены… да мало ли дел найдется для отца и мужа?

Я резала и слушала. Мама говорила.

– Шани, детка, дар впервые прорезался у тебя в три года. Три. Года. Мы переезжали с места на место, у меня была неудачная беременность, я как раз недавно скинула ребенка… Обстановка была такая, что отец иногда с ума сходил, не зная, где голову приклонить и как заработать на жизнь. Ты знаешь, что такое маги разума?

– Догадываюсь, – грызя кочерыжку, отозвалась я.

– Маги разума, Шани, это не обязательно самые умные дети. Ты смышленая, ты рано научилась читать, ты легко осваиваешь науки, но в три года ты была самым обычным ребенком. Только – с даром мага разума. Ты смеешься – и нам хочется смеяться от счастья. Ты плачешь – и сердце в тоске заходится.

Я поежилась:

– И сейчас?

– Сейчас – нет. Блокиратор работает, и сейчас ты не давишь так на окружающих своим даром. А тогда… Мы на тебя его сразу надеть не решились, я же толком ничего не знала. Когда рассказала Шему, что произошло, мы поняли, что надо хватать тебя в охапку и спасаться. Или хотя бы переехать. Жили в пригороде, там народу много, мигом бы неладное заметили.

– А я не снимала блокиратор? Не пыталась?

– Нет, – весело улыбнулась мама. – Ты у меня та еще сорока, всегда любила играть с моими украшениями.

И сейчас люблю…

– Я не понимала разницы? Между блокиратором и волей?

– Три года. Что ты могла тогда понять?

На этот вопрос было ответить сложнее всего. Корс в три года был умненьким, я помню. А я?

Мама продолжала рассказывать.

– У нас денег было – крохи. Мы даже постоялые дворы себе не могли позволить. В трущобах жить не хотел Шем, а остановиться рядом с деревней, подработать по мелочи того-сего… так мы и делали пару месяцев, нигде не останавливались надолго. Знаешь, когда решились?

– Нет.

– Сила в три года проявилась, но тогда, в твои семь, я поняла, что она… через край. Странно, что ты не помнишь. А может, и к лучшему.

– Чего – не помню?

– Нападения.

Нет, не помнила. Ни капельки не помнила.

– Ты потом несколько недель в горячке лежала, а тут и место лесничего подвернулось. Барон эту шайку давно искал…