Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Небо темнело, но луна на востоке была ясной и полной и хорошо освещала фигуры змеи и птицы, которые продолжали бой. Соня взбиралась, отбрасывая камни. Острые осколки врезались ей в руки, а выступы царапали колени.
Но она не упустила ни одного мига битвы. Оказавшись на самой вершине, она стала свидетельницей конца сражения.
Далеко на востоке, выделяясь черным пятном на фоне огромного шара луны, птица издала ужасающий крик, замахала крыльями и затрясла лапами. Змея почувствовала свободу. Соня наблюдала, как извивающаяся гигантская лента, пролетев в воздухе, упала в дальней части леса. Птица издала еще один пронзительный крик, взмахнула крыльями, запрокинула голову и взмыла ввысь; подхваченная потоком воздуха, она быстро исчезла за темными облаками.
Соня вглядываясь в лес, пытаясь определить, где упала змея. Она прекрасно знала, что сумерки и расстояние могут сыграть дурную шутку даже с очень проницательным наблюдателем; поэтому, изучая местность, она мысленно представила все окрестности, вообразив, что это она сама летит вдоль склона в лес.
Скользя, цепляясь за выступы руками и ногами, Соня спускалась по склону уверенно, как лесная кошка, и, когда луна достигла зенита, она вошла в лес и направилась к северо-востоку, навстречу любым опасностям.
* * *
— Пятеро погибли,— мрачно доложил Садгур Теммару.— Нам повезло, что это не повторилось.
— Да, повезло…— Теммар окинул взглядом лагерь и его окрестности.
Перед ним был нетронутый пейзаж без единой свежесломанной веточки, без единого смещенного камня, несмотря на ужасающие разрушения, которые еще были столь живы в его памяти.
— Но не привиделось же нам все это!
Садгур смущенно переминался с ноги на ногу.
— Пойди, мой господин, посмотри на погибших повнимательнее.
Теммар последовал за ним в центр лагеря, где положили тела пяти погибших. Опустившись на колени, он внимательно осмотрел всех.
— Несколько глубоких царапин, какие могут оставить только когти ястреба,— заметил он.— Но эти раны, конечно, не смертельны. Полагаю, люди умерли от страха!
— Иллюзия колдуна,— проворчал Садгур.
— Да, да.— Кивнул Теммар, поморщившись, словно от боли.— Рыжей Сони или Сиониры нигде не видно?
— Нигде, мой господин. Но люди больше чем когда-либо готовы сразиться с Нгаигароном.
— Может быть, нам следует подождать до завтра?
— Сегодня, мой господин,— торопил другой военачальник Теммара.— Раненых надо заменить свежими людьми. Их гнев еще не остыл. Не может быть огня горячее, чем тот, что горит в них!
— Ты прав, ты прав,— кивнул правитель.— Пусть готовятся. Мы отправимся, как только все будут готовы.
* * *
Перед ней простиралось озеро — огромный, круглый водоем, спрятанный в низкой долине между лесистыми холмами. Соня стояла на берегу, на краю пути, который она сама для себя обозначила, рядом с огромным дубом — близ него, она предполагала, упала змея. Если это так, то чудовище, должно быть, в озере. На дне?
Итак, это был конец пути, и тайна, что преследовала, терзала и манила ее, осталась неразгаданной! Теперь частички этой тайны были похожи на осколки разбитой вазы, половина из которых потеряны.
Змея, птица и Сионира и были теми самыми частичками, не дававшими Соне покоя. Змея — огромная змея с желтыми глазами…
Соня подошла к краю воды; вглядываясь в черную поверхность,— она пыталась проникнуть в иссиня-черные глубины и ощутить какое-нибудь послание в отражении луны и звезд. Но не было ни послания, ни огромной змеи!
Вдруг невдалеке она услышала звук — не то дыхание, не то прерывистый стон.
Соня настороженно двинулась сквозь сгущавшуюся темноту, обнаженный меч поблескивал в слабом свете луны.
Снова стон, в котором слышались нотки усталости и боли — и почему-то очень знакомый!
Соня подошла к пологому берегу и стала осторожно продвигаться вперед, держа в правой руке меч, а левой отстраняя густой кустарник, заслоняющий ей путь. Луна вышла из-за облаков, залив своим ясным серебряным светом черное озеро и окаймлявший его высокий лес.
Соня обогнула кустарник и, когда луна осветила берег, увидела безжизненно распростертую фигуру. Женскую фигуру, обнаженную, стонущую.
Сионира…
При дневном свете кожа жрицы казалась смуглой или загорелой, но здесь, при лунном освещении, блестела почти фосфоресцирующей белизной.
Сионира снова застонала и перевернулась на бок; глаза открылись и сверкнули. У Сони учащенно забилось сердце, когда желтые глаза — глаза колдуньи, нечеловеческие глаза — уставились на нее, то вспыхивая, то тускнея, как огоньки на ветру.
Соня сглотнула.
Луна снова спряталась за облаками.
Что-то — рыба, птица, змея — с тихим плеском погрузилось в воды темного озера. Соня настороженно наблюдала за обнаженной женщиной, и тут Сионира тихо прошипела:
— Сссоня…
Змеиное шипение! Соня не двинулась с места.
— Сссоня… Не бойся! Я ранена!.. Прошу тебя… Я не могу причинить тебе вред! Да и не хочу!
Шаг за шагом, увязая в грязи, Соня медленно приближалась к Сионире, борясь с глубоким инстинктивным желанием напасть с мечом на это существо.
Она неуверенно остановилась над Сионирой и скривилась от отвращения.
Колдунья задыхалась.
Ее обнаженное тело, стройное и бледное, сверкало, подобно клинку на сырой черной земле.
— Сейчас я приду в себя,— прошипела она.— Пожалуйста, не бойся меня! Я сражалась с Нгаигароном. Мне просто необходимо помешать ему!
Соня вздрогнула.
— Ты была… змеей?
— Да! Да,— с булькающим смехом ответила Сионира.
— Ты колдунья и превращаешься в змею?
— Это — иллюзия, в некотором смысле. И все же…
Сионира замолчала. Она глубоко задышала, и после нескольких вздохов, казалось, пришла в себя настолько, что смогла приподняться, и посмотреть Соне в глаза. На ногах, бедрах, руках и груди Сиониры виднелись большие синяки. Следы когтей ужасной птицы?
— Не выдавай мою тайну, Соня,— взмолилась она.— Как бы ты ни ненавидела колдовство, ты должна ненавидеть Нгаигарона. Нгаигарона, а не меня!
— А почему я не должна ненавидеть тебя?
— Ты же говорила, что многим мне обязана. А Теммар — ему я тоже помогла! Разве это злое колдовство?
Соня не ответила.
— Разве все клинки злые, Рыжая Соня? И разве во всех, кто умеет орудовать мечом, живет зло?
Соня опять не ответила. Сионира издала тихий горловой звук — теперь целиком человеческий, без всякого змеиного шипения.