— Это говоришь ты, Феридэ?

— Да, к сожалению, это так, — кивнула я и глубоковздохнула, чтобы моя ложь выглядела более правдоподобной.

Теперь Мишель от удивления даже перекрестилась.

— Это прекрасно, чудесно, Феридэ! Но только очень жаль,я никак не могу тебе поверить!

Бедняжка Мишель была такой страстной почитательницейлюбовных историй, что ей доставляло удовольствие быть даже просто свидетелемсердечных переживаний других. Но, увы, я так мало еще сказала, что она нерешилась мне поверить и открыто выразить свою радость.

Впрочем, я, кажется, зашла в своих признаниях слишкомдалеко. Отступать было бы просто нечестно.

— Да, Мишель, — подтвердила я, — я тожелюблю!..

— Всего-навсего только любишь, Чалыкушу?

— Ну, разумеется, не без взаимности, grande gourde.

Итак, я возвратила Мишель прозвище «gourde», которым онаменя только что наградила, да еще в превосходной степени, и ей не пришло вголову возразить: «Это ты gourde. Это твое прозвище».

Стоит начать лгать, как сразу же удается еще большерасположить к себе человека. Вот чудо! Теперь Мишель поддерживала меня за талиюеще нежнее.

— Расскажи, Феридэ… Расскажи, как это было. Выходит, иты тоже… Правда, любить — это чудесно, не так ли?

— Конечно, чудесно…

— А кто он? Он очень красив, этот юноша, которого тылюбишь?

— Очень красив…

— Где ты с ним встретилась? Как вы познакомились?

Я не отвечала.

— Ну… не скрывай…

Я прямо из кожи лезла, чтобы не скрывать. «Ах, чтопридумать? Что сказать?» Но мне ничего не приходило в голову. Нуженвозлюбленный, который существует на самом деле, чтобы поразить всех моихподруг. А ведь так трудно, так невероятно трудно найти… хотя бы даже просто ввоображении!

— Ну, Феридэ, не тяни. А то я всем скажу, что тыпошутила со мной.

Мне сразу стало не по себе. Пошутила? Не дай господи! Тогдапрозовут не только «фляжкой» или «кувшином»! Я тут же решила: «Надо срочносочинить любовную историю, от которой бы у Мишель дух захватило».

Как вы думаете, кого я представила Мишель в качестве своеговозлюбленного?.. Кямрана!

— У нас роман с кузеном… — сказала я.

— Это тот светловолосый юноша, которого я видела годтому назад у нас в прихожей?

— Ну да…

— Ах, он такой красивый!

Я вам уже сказала, что Мишель была помешана на любовныхисториях. За все время Кямран навестил меня в пансионе раза два-три. Очевидно,Мишель почуяла присутствие в пансионе молодого человека, как кошка мясо, итайком подсматривала за нами, когда мы болтали в прихожей. Как странно, неправда ли?

На небе зажглись звезды. Стояла осень, но было тепло;казалось, что в воздухе пахнет нескошенной травой.

Я всем телом навалилась на Мишель, моя щека была крепкоприжата к ее щеке. Я принялась рассказывать ей историю своей несуществующейлюбви:

— Была ночь еще более прекрасная, чем эта. Мы покинулинашу шумную компанию, которая осталась у дома. Я шла впереди, мой кузен сзади…Он говорил мне красивые слова. Сейчас я не в состоянии повторять их, просто нехочу… Оглушительно трещали кузнечики. Мы шли и шли… Аллеи, по которым мыпроходили, были залиты лунным светом. Потом мы оказались в тени деревьев затемснова под светом луны, чтобы через минуту опять погрузиться в темноту…

— Господи, какой у вас большой сад, Феридэ! —вставила нетерпеливая Мишель.

Я испугалась: «Может, у меня получается неестественно?»

— Не такой уж он большой. Просто мы неторопились, — продолжала я. — Наконец мы очутились… в конце сада, узабора, отделяющего нас от соседей, где растет огромная чинара. Дойдя до нее,мы остановились. Я привстала на цыпочки и сделала вид, будто смотрю череззабор. Мой кузен нерешительно потирал руки, словно хотел что-то сделать и немог осмелиться…

— Но ведь ты смотрела в соседский сад! Как ты могла всеэто заметить?

— На забор падала тень кузена, мне было все видно.

Очевидно, я неплохо вошла в роль: тело мое вздрагивало,голос прерывался, на глаза набегали слезы.

— Ну, а дальше, Феридэ, дальше…

— Потом вдруг кузен схватил меня за руки…

— Ах, как чудесно! Дальше…

— Дальше? Откуда я знаю…

— Боже, ты остановилась на самом интересном месте!

— Потом вдруг на дереве закричала какая-то птица,гадкая, отвратительная птица… Мы испугались и убежали.

Я не смогла сдержать слез, припала к груди Мишель иразрыдалась.

Неизвестно, сколько бы я так плакала, но, к счастью, нашеисчезновение было замечено. Послышались крики девочек, нас разыскивали:

Мишель откликнулась:

— Идем!.. Мы не можем быстро!.. У Чалыкушу болитнога!..

— Ты правильно сказала, Мишель… И я плачу именнопоэтому. Теперь мы можем пойти быстрее…

В ту ночь я ревела и в постели, когда все уже спали. Толькотеперь слезы уже не нужны были для роли, просто я сердилась на себя. Допустим,мне надо было солгать, чтобы доказать подружкам, что я не gourde. Но неужели насвете нет других имен? Почему я заговорила о своем кузене, о Кямране, которогоя ненавидела больше всего в жизни? Я поклялась, что завтра утром, как толькопроснусь, возьму Мишель за руку, отведу ее в сторонку и скажу, что мой любовныйрассказ — выдумка.

Но, увы, проснувшись на другое утро, я почувствовала, что отмоего стыда и гнева не осталось и духу.

Так я и не осмелилась сказать правду Мишель, которая теперьсмотрела на меня совсем другими глазами и относилась, как к больному ребенку.

Постепенно эта легенда стала известна всем. Правда, Мишель,видимо, строго наказывала хранить тайну, так как в глаза мне никто ничего неговорил. Но по взглядам девочек, по их смеху я понимала, что они хотят сказать.Это наполняло меня удивительной гордостью. Мне пришлось даже отказаться отболтовни и проказ. Теперь в глазах подружек я стала молодой девушкой,влюбленной в кузена. В этой роли мне никак не подходило прыгать, точно кукла наверевочке, и проказничать.

Но, как говорится, от самой себя не убежишь. Когда повечерам на последней перемене я брала Мишель под руку и продолжала шепотом выдумыватьвсе новые и новые небылицы, я иногда снова становилась похожей на бесенка.