Тут я сама пропела, как молитву:

— Ах, пусть бедняжка хоть на этот раз будетсчастлива! — подхватила собачонку на руки и выскочила из дома.

Но к бассейну я уже не пошла, а помчалась по саду, неразбирая дороги.

* * *

В то же лето я совершила небольшое путешествие в Текирдаг[15].Как известно, аллах очень щедро наградил меня тетками. Так вот, одна из них

жила в Текирдаге. Ее супруг Азиз-бей много лет служил таммутасаррифом[16]. У них была дочь Мюжгян. Среди многочисленных двоюродных братьеви сестер я, кажется, любила ее больше всех.

Мюжгян была очень некрасива, но для меня это не имелоникакого значения. Я была младше всего на три года, но с детства привыкласчитать Мюжгян совсем взрослой. И теперь, хоть разница в летах проявлялась всеменьше, мое отношение к ней не изменилось, и я по-прежнему величала ее абла[17].

Мюжгян-абла была моей полной противоположностью. Насколько ясчиталась сумасбродной и озорной, настолько она слыла серьезной и вдумчивой.Вдобавок ко всему она была крайне деспотична. Можно сказать, что только онамогла заставить меня сделать все, что ей захочется. Даже если наставления ееобижали меня или я упрямилась, не считаясь с ее желаниями, в конечном счете мневсегда приходилось уступать. Почему? Не знаю. Наверно, потому, что познавшийнесчастье любви всегда превращается в пленника.

Обычно раз в два-три года Мюжгян вместе с матерью приезжалав Стамбул и гостила у нас или у других теток по нескольку недель.

Но в то лето мне прислали из Текирдага почти официальноеприглашение. Тетка Айше писала сестре: «На вас я не рассчитываю, но Феридэ мыждем в эти каникулы непременно, хотя бы на два месяца. Я ведь тоже ей как-никактетя. Если Феридэ не приедет, и дядя Азиз, и я, и Мюжгян — мы все оченьобидимся».

Текирдаг казался тетке Бесимэ и Неджмие краем света. Онищурились, словно смотрели на далекие звезды, и твердили:

— Виданное ли это дело? Возможно ли?

— Если вы разрешите, я буду иметь честь доказать вам,что невозможного не бывает, — отвечала я, склоняясь перед ними с шутливойпочтительностью.

Многие из моих подруг на летние каникулы уезжали куда-нибудьвместе с родителями и потом страшно хвастались перед другими девочками.Выходит, и мне представлялся подобный случай.

А хорошо бы к прошлогодней сказке о возлюбленном в этом годуприбавить еще рассказ о путешествии! Как хотелось мне, взяв в руки портфель,самостоятельно, подобно американским девицам, о которых мы читали в романах,подняться одной на борт парохода. Но какими воплями встретили тетки моежелание! Они ни за что не соглашались отправить меня в Текирдаг без провожатого.Мало того, они испортили мне настроение всякими обидными наставлениями: «Втемноте не свешивайся с палубы… Ни с кем не разговаривай… Не бегай, каксумасшедшая, по пароходным трапам…» Можно подумать, что у старенького,величиной с калошу, пароходишка, курсирующего до Текирдага, были стометровыетрапы, как у трансатлантического гиганта.

С Мюжгян мы не виделись два года. За это время она сильновыросла и превратилась в настоящую даму. Мне было даже страшновато с нейразговаривать. И все-таки мы очень быстро подружились опять.

У тетки Айше и Мюжгян было много знакомых. Поэтому каждыйдень нас приглашали куда-нибудь в гости, то в город, то на дачу. Мне все времятвердили, что я уже совсем взрослая и нехорошо, если меня станут стыдить залегкомысленное поведение. Вот и приходилось теперь внимательно следить засвоими поступками. Говорить комплименты незнакомым дамам, стараться серьезно иделикатно отвечать на их вопросы, — как это было похоже на детскую игру «вгости»! Но, честно сказать, я даже испытывала некоторую гордость от общения совзрослыми.

Все эти приемы меня, конечно, развлекали, но больше всего ялюбила часы, когда мы с Мюжгян оставались одни.

Дом дяди Азиза стоял на обрыве, недалеко от моря.

В первое время Мюжгян-абла приходила в ужас, видя, как я спускаюсьс обрыва, который в некоторых местах был похож на отвесную стену, пыталасьзапретить мне это, но потом привыкла. Мы часами валялись с ней на песке,швыряли с берега плоские камешки и глядели, как они скользят и подпрыгивают поводной глади, или же уходили далеко-далеко по берегу моря.

Море в это время года красивое, тихое, но скучное.Случалось, на нем часами нельзя было увидеть парус или хотя бы тоненькуюструйку дыма. Особенно к вечеру водяной простор как бы еще больше раздавался,казался совсем пустынным и навевал тоску.

Однажды, сговорившись заранее, мы с Мюжгян направились кмысу, который виднелся вдали. У нас был план: добраться до залива по ту сторонускал, образующих мыс. Но, как назло, начался прилив, и берег залило водой. Неоставалось ничего другого, как разуться и пойти по воде. Я даже обрадоваласьэтой необходимости. Но как быть с такой взрослой барышней, как Мюжгян?

Я знала, что ее ни за что не заставишь снять чулки и туфли,поэтому предложила:

— Хочешь, Мюжгян-абла, я перенесу тебя на спине?

— Сумасшедшая девчонка, разве ты сможешь поднятьвзрослого человека! — запротестовала Мюжгян.

Бедная Мюжгян считала, что если она старше меня и вышеростом, то у меня не хватит силенок поднять ее.

Тогда я незаметно подкралась к ней.

— Посмотрим, попытаемся. Выйдет замечательно! —воскликнула я, подхватила ее на руки и двинулась в воду.

Мюжгян сначала подумала, что я только пробую силы. Онавесело протестовала, пытаясь освободиться:

— Ты с ума сошла! Отпусти! Все равно не донесешь!

Но, увидев, что я уже шлепаю босыми ногами по воде, Мюжгянсовсем обезумела.

— Ты легче пушинки, абла, — успокаивала я. —Будешь дергаться — свалишься в воду, плохо нам придется. Веди себя спокойно,страшного ничего не случится.

Бедная девушка смертельно побледнела, вцепилась в моиволосы, зажмурила глаза, стиснула зубы, точно боялась, что произнесенные слованарушат равновесие и мы упадем.

Вода доходила мне всего лишь до колен, а несчастная Мюжгянжмурилась, боялась пошевельнуться, словно мы шагали над пропастью.

Что же мы увидели, обогнув мыс?

У лодки, вытащенной на берег, сидели за едой три рыбака исмотрели на нас.

Мюжгян неожиданно испугалась, до боли стиснула мне руки изашептала: