– Ведь вы же учитель! – давил секретарь. – Вы – советский гражданин! Член комсомола! Мать! – Он имел в виду «Ведь вы же мать!» – Как вы можете объяснить свое аморальное поведение?

Ох, что там объяснять-то… На тот момент отцу моего мужа, слава богу, исполнилось двадцать, с жалобой в райком Деды немножко опоздали, поэтому моя свекровь была невозмутима. Непроницаемая маска, как обычно, была у нее на лице.

– Во-первых, – она ответила, – он уже не мой ученик. А во-вторых…

Роза Михална открыла сумочку и вытащила свидетельство о регистрации брака.

– …а во-вторых, он – мой муж.

Инцидент был исчерпан. Сорок лет назад в красном поясе России за железным занавесом секретарь райкома партии закрыл это дело. Браво! Браво, господин секретарь! Молодая красивая Роза улыбнулась ему и потопала в зеленый домик, там ждал ее стекольщик, нужно было вставлять новые окна.

А в это же самое время молодой муж легендарной Розы, наш любезный папочка, тоже был вызван на ковер к своим же собственным родителям. Он геройски отстаивал свое право на любовь, и пришлось ему нелегко.

– Что вы имеете лично против Розы? – Это он спрашивал в сотый раз.

– Лично против Розы ничего не имеем, – отвечал ему Дед.

– Тогда в чем дело?

– Десять лет! – стонала бабушка. – Она же старше на десять лет! Что люди скажут?

– С ребенком! – довешивал Дед.

– Десять лет! Ведь десять лет! – колотилась Бабуля. – Что люди скажут?!

И эта песня длилась бесконечно, круг за кругом повторялся утомительный припев: «Десять лет и ребенок! Десять лет и ребенок! Чужой ребенок и десять лет! Позор! Что люди скажут? Ребенок! Десять лет!»

– А если бы не десять лет? – спросил наш утомленный папочка. – Если бы не десять лет, а только ребенок? Что тогда?

Мой свекор не просто так задал этот вопрос. В те времена такая естественная вещь, как ребенок, а детям, в общем, свойственно рождаться у молодых здоровых женщин, так вот ребенок от другого брака воспринимался как большая профнагрузка. «Он взял ее с ребенком» – так раньше говорили, как будто новый муж оказал великую милость какой-нибудь бездомной кошке. Поэтому наш папочка любезный об этом и спросил, он жонглировал аргументами, как гирьками на весах.

– Если бы не десять лет, – ответил Дед, – то даже ребенок!

– Даже ребенок! – заплакала Бабуля.

– Даже ребенок… – Мой свекор схватил табуретку.

Тяжелую деревянную табуретку он поднял и замахнулся в ближайшее окно. Крыть ему было нечем. Десять лет никуда не исчезнут, ребенка не снимешь с весов. И чтобы поставить точку в этом вопросе, он сказал совершенно фантастическую вещь. В первый и, кстати, единственный раз в жизни он зарычал на своих родителей, как разъяренный тигр.

– Еще хоть слово против Розы скажете – все окна вам повыбиваю!

Ребенок, десять лет и табуретка. Какая связь, при чем тут окна? Но представляете, подействовало! В абсурдных спорах абсурдный аргумент бывает очень кстати.

Бабуля тут же зарыдала, Дед зарычал в ответ: «Да как ты смеешь! Это наши окна!» Как будто стекла представляли неимоверную ценность и как будто сами они не далее как намедни не колотили окна в зеленом домике.

Табуретка всех испугала. Послушный мальчик, которым был наш папочка, доказал серьезность намерений, и родители прекратили спорить. Чуть позже, как говорится, задним числом, мой свекор признался, что табуреткой метил в то окно, что выходило во двор, не на улицу. Даже в порыве гнева над ним висела установка – все должно быть прилично.

И тем не менее наши победили. Родители моего свекра смирились с Розой до такой степени, что Дед согласился нанести визит своей невестке.

Надел костюм – директорский костюм, в котором он командовал на нашем литейном заводе, завел свою «Победу» и с той же самой кирпичной мордой, с которой заседал на партийных совещаниях, прикатил к зеленому домику.

Открыл калитку – и ему под ноги метнулась собачонка. Обычная дворняжка жила тогда у Розы. Дед чем-то не понравился собаке, и она на него развизжалась. Дед опустил ногу, занесенную уже для перехода границы, и процедил сурово:

– Уберите кобеля.

И тут же все соседки, которые, прильнувши к дырочкам в заборах, следили за трансляцией, разнесли по городу: «Уберите кобеля! Уберите кобеля!»

Мудрейшая Роза тоже это запомнила. Она, конечно, не ждала сердечной встречи. «Здравствуй, Роза, дорогая! Рад видеть страшно!» – на это она не надеялась. «Не бойтесь, папа, она вас не укусит, спасибо, что пришли» – этого всего не прозвучало.

Бабуля вытирала слезы, Дед хмурился, Роза улыбалась своей уже тогда поставленной дипломатической улыбкой. Скулила собачонка, пришпоренная каблуком, и свекор мой любезный бормотал задумчиво, выстукивая пальцами на беленькой скатерке: «Уберите кобеля, уберите кобеля…»

Несмотря на черные прогнозы сторонников традиционного патриархата, у родителей Антона все сложилось удачно. И несчастные десять лет никакой роли не сыграли. Наши провинциальные клюшки пророчили Розе старость, болезни, измены мужа с молодыми девками, но ничего подобного, к их огорчению, не случилось.

Сейчас мы с Розой только что из баньки, опрокинули на голову ведерко ледяной воды и, как обычно, мажем масочки на морды. Я заварила травяной чаек и разливаю по большим стеклянным чашкам. Роза Михална подает мне ложечку и методично объясняет:

– В стакан с кипятком нужно ставить железную ложку, чтоб не треснул.

– А знаете, Роза Михална, – я ей говорю, – у меня появился новый знакомый. Врач-косметолог. Он делает такие интересные укольчики… Витамины и чего-то там еще такое с кислотой… для тонуса…

– Угу, угу, – кивает она, растирая по лицу густую зеленую массу.

– А может, мотанем к нему и наширяемся?

Роза на меня посмотрела, как на картежницу, которая продулась.

– Детка… – Она усмехнулась. – Зачем?

Да, правда, зачем? Косметолог донне Розе не нужен. Донне Розе нужна новая кухня. Она опять затеяла ремонт. Но не в зеленом домике, а здесь, на своей новой фазенде.

Свою усадьбу на берегу реки она устроила элементарно. Купила по дешевке землю и домик, который раньше принадлежал родителям нашего грозного Деда. Родовое гнездо она перестроила, нагородила этажей, а Дед к ней наезжает по великим праздникам, теперь он гость в той самой маленькой деревне, где в детстве бегал босиком. Сегодня он тоже приехал, вместе с Бабулей, и старушка, несмотря на букет смертельных болезней, с большим аппетитом дегустирует кухню легендарной невестки.

Вот я сейчас подумала, а для чего?.. Для чего же тогда были все эти вопли? И почему мой свекор так хотел, чтобы его выбор был принят родителями? Зачем? Ведь он не собирался приводить жену в их дом. Зачем вообще нам непременно нужно родительское благословение? Не знаю даже… Но, полагаю, все дело в том, что наша связь с родителями настолько сильна, что их неприятие нашего выбора, нашего образа жизни, жен и мужей эту связь разрывает. Разрыв – это больно, это портит наше личное счастье.