придумаешь для себя? Пока срок твоего отстранения не закончиться?

– Я не могу действовать незаконно. Мне будто связали руки, заклеили глаза и уши…

– Бездействие тоже действие. У тебя есть время обдумать некоторые вещи. В конце концов, просто отдохни.

– Не могу.

– Тебя что-то гложет. Скажи мне. Все останется в этом кабинете. Я гарантирую это.

– Я в чем-то сильно ошибся. Но не могу понять в чем.

– Людям свойственно ошибаться.

– Вы врач. А я агент ФБР. Наши ошибки иногда стоят человеческих жизней.

– Речь об убийстве твоего напарника?

– Нет. Вы знакомы с неким Датсоном?

– Да. Я беседовал с ним всего один раз. После того, как его направили в закрытую клинику, я больше не видел его. Но вчера я слышал, что его объявили в розыск.

– В розыск? – я не был удивлен. Я был возмущен. Я видел, как он умер, а теперь он в розыске. Это какой-то бред.

– Да. Больше я ничего не знаю.

– Что вы можете о нем сказать?

– Мои правила распространяются не только на тебя. Из этого кабинета ничего не выходит.

Доктор Летсман действительно хороший доктор. Другим человеком из его кабинета я конечно не вышел, но был исполнен решительности.

Глава 8

Есть ошибки. Есть правила. А я лист. Я пошел к Кордону и попросил прощение. Выражение лица у него было, будто я пил воду, в которой он мыл ноги.

Через три дня мне вернут оружие, значок, гордость и право влачить свою службу в отделе по борьбе с проецированием непроизвольной агрессии. Будущее профилактики убийств. Будущее Америки.

Чувство, что я где-то ошибся, не отпускало. Или в ком-то. В Датсоне? В Робертсоне? В Лисовски? В Себе?

Я сомневался во всем. Во всем кроме того, что я ел на ужин.

Свинина, базилик, всякие хмели-сунели.

– В следующий понедельник меня восстановят

– Почему мы до сих пор за это не выпили? – спросила Пенни. – Принесите шампанского!

– Думаешь это к лучшему? Думаешь, мое восстановление изменит что-то?

– Люди не меняются.

– Ну, ты же ничего не ломаешь?

– Пластиковая доска. Мне не нравилось, как она скрипит под ножом.

– Мне кажется все наши эмоции, в том числе и злость, делает нас теми, кто мы есть.

– Только личность имеет право на настоящую агрессию. Про того парня… Датсона. Уже знают? – осторожно, чтобы ни задеть меня, спросила Пенни.

– Летсман сказал, что он в розыске. Это странно. Они что не обыскивали его квартиру?

– Он был еще жив, когда мы ушли. Может он и впрямь пустился в бега.

– С огнестрелом? Без медицинской помощи он бы умер.

– У него был пособник?

– Это вряд ли. Такие люди как он, действуют в одиночку.

– Если бы я захотела кого-то убить, я бы взяла тебя с собой. Ты бы пошел? – многозначительно спросила Пенни. Многозначительности вопроса я недопонял и спросил:

– Почему?

– Ты работаешь в органах. Ты мстителен. Ты на грани. Ты мой друг.

– Значит друг? – другие пункты меня почему-то не смутили.

– Любовник звучит слишком пошло и пусто.

Все в моей жизни было пусто и пошло. Но она продолжалась. Сломанные утюги, чайники и даже целый кондиционер. Скотт звонила мне. Я не отвечал. Я не желал больше смотреть на изуродованные тела. Я снял с себя вину. Я не хотел видеть смерть, вспоминать Лисовски, Датсона, Робертсона. Я хотел мило беседовать с разрушителями обогревателей, слушать лав коллекшен шестидесятых и Пенни.

– Агент Маккинли! – Скотт сама явилась ко мне. Он нелепо ковыляла к моему столу на маленьких каблуках. Она была даже накрашена, и я почувствовал неладное.

– Что вы хотите от меня?

– Вы меня упорно игнорируете. Я вас чем-то обидела?

– Совсем нет, агент Скотт. Я недавно восстановился и у меня очень много работы.

– Пасьянс не сходится? – Скотт не была психологом, психиатром, барменом или поваром и поэтому обижала людей. – Вы занимались делом мистера Датсона?

– Он попал под подозрение в убийстве и перешел в другую юрисдикцию.

– Я не думала, что вы бюрократ.

Я и сам не думал. Что же вы так рубите с плеча…

– Я просто не собираюсь вмешиваться в чужие дела. Я не затычка в каждой бочке… – сказал я вслух.

– Датсон объявлен в розыск.

– Он сбежал? – безразлично спросил я. Я знал, что он мертв. После моего выстрела…

– Обыск в его квартире подтвердил его причастность к убийству Амалии Лэнс. Той самой женщине, чью голову нашли в прачечной мистер Лэндрю. А также к убийству его соседки три года назад.

– В убийстве Линды Роуш? Его бывшей соседки? – вот это меня хоть и не удивило, но заставило напрячься точно. – Миссис Роуш убил бывший муж. Он признался и был осужден.

– Эрон Роуш был наркоманом. Он мог признаться в чем угодно, будучи неадекватным. Но он не виновен.

– Его выпустят?

– Он повесился в тюрьме. Через полгода после суда.

– Он воровал. Нарушал порядок, употреблял наркотики… Не такой уж невиновный. – пожал я плечами.

– Но он действительно никого не убивал, каким бы говнюком не был.

– Что еще нашли у него дома?

– Кровь Лэнс на одежде. Некоторые личные вещи Роуш: украшения и запчасти от ее стиральной машины. До сих пор не понимаю, причем здесь стиралки?

«Естественно не понимаешь. Тебе только выбивать двери и размахивать дубинкой.» подумал я и сказал. – Он их ненавидит. Они стирают одежду грязным людям. Что-нибудь еще? Кровь? Следы борьбы…

– Ничего. Если ты думаешь о Лисовски, то улик нет никаких.

– Не мог же Датсон испарится.

– Он объявлен в розыск. По всем штатам.

– Он в Сиэтле. А все силы брошены на патрулирование Грин Лейк.

– Помоги мне Ирвин.

– А как же ваш напарник?

– Уилсон улетел в Италию на две недели, со своей женой.

– Тесть отправил его отдохнуть. Подальше от опасных психопатов. Как это мило. – ухмыльнулся я. – Знаешь, как я делал в первые годы работы. Я брал стикеры писал на них по одному факту, клеил перед собой и собирал как мозаику в целую картину.

– Я попробую… А что ты делаешь после работы?

– Пособирать с тобой мозаику?

– Нет. – Скотт слегка покраснела. – Хотела позвать тебя в гости, выпить пива…

– Вечером я буду со своей девушкой.

– Тогда увидимся завтра. – Скотт покраснела еще сильнее и быстро покинула офис.

Меня восстановили. Меня приглашают женщины в гости. На улице замерзла грязь. Неужто белая полоса?

Пола, наконец, выписали. Он, мужественно превозмогая боль, наклонялся за упавшим карандашом и стонал при каждом движении.

– Меня уговаривали отлежаться дома недельку. Но я все равно пришел на работу. – хвастался Пол.

А ведь есть на