правда думаешь, что это я тебя затянул сюда? — спросил Алексей. — Но я ж тебе объясняю — сам офигел, когда разобрался, куда меня занесло. На семидесятые вообще не нацеливался…

— О чём ты конкретно думал, когда сидел в электричке?

— Услышал песню из девяносто восьмого года. Мысли перескочили на перестройку, «Буран» вспомнился… Нет, я понимаю, что его в семидесятых как раз придумали, но…

— Ты выстроил цепочку в уме. С десятилетним шагом, заметь. Исходный год — две тысячи восьмой. Минус десять — девяносто восьмой. Ещё минус десять — год, когда полетел «Буран». Сами по себе эти мысли не могли тебя перебросить, но они… хм… облегчили скольжение, так скажем. А тут ещё со мной резонанс. В этом смысле — да, я тоже поспособствовала невольно. И нас вдвоём засосало, притянуло друг к другу.

Поезд уполз, тропинка через пути открылась. Анна достала из рюкзака планшет, иссиня-чёрный и плоский. Повернувшись к солнцу спиной, провела пальцем по экрану, вгляделась в изображение:

— Так, на карте теперь — пятно, информационная клякса…

— Это хорошо или плохо?

— Ну, как бы объяснить… Вероятности исказились. Такой, знаешь, мини-водоворот. И да, есть шанс, что через него мы нырнём в другую реальность. Но всё это очень непредсказуемо. Слишком много помех, планшет не справляется. В любом случае — наш настрой тоже повлияет…

— Опять настрой? А теперь-то мне о чём думать, чтобы его не сбить?

— Алексей, послушай меня, пожалуйста. — Анна повернулась к нему. — Ещё раз — твои конкретные мысли облегчают скольжение или, наоборот, чуть-чуть его тормозят, но не задают вектор. Не зацикливайся на этом, думай о чём угодно. Главное здесь — эмоциональный заряд. Ты хочешь мне помочь?

— Да. Иначе зачем я с тобой попёрся бы?

— Вот и всё. Больше ничего от тебя не требуется. Сама-то я точно знаю, куда я хочу попасть. Поэтому попытаемся.

— Ну, пошли.

Они шагнули на рельсы.

Воздух впереди задрожал сильнее, знойное марево уплотнилось. Вновь послышался гул, и Алексей быстро глянул по сторонам — решил, что идёт ещё один поезд. Но пути и справа, и слева были свободны.

Да и гул этот отличался от того, что издавал товарняк. Сейчас звук скорее напоминал гудение трансформатора — как на Ленинградском вокзале, когда Алексей стоял возле памятника-реликта из советских времён.

— Слышишь, что-то гудит? — спросил он.

— Так и должно быть. Стык реальностей. Всё нормально…

Но сама она явно нервничала. Шагала, плотно сжав губы, и даже, кажется, побледнела, несмотря на загар и яркое солнце.

Гул усилился, зазвучал на высокой ноте. Над путями пронёсся ветер. Жаркое марево окутало их, обволокло с головы до пят. Гул оборвался — или, может, достиг такой высоты, что ушёл за пределы слышимости.

А ещё через миг марево развеялось, и вернулся обычный звуковой фон — чирикание птиц, отдалённый рокот вокзала.

— Кажется, перешли, — сказал Алексей.

— Да, — согласилась Анна. — Осталось узнать — куда…

Они сошли с рельсов, и она вновь достала планшет. Коснулась экрана и стала вчитываться, озабоченно хмурясь. А он тем временем изучал окрестности, потирая запястье под браслетом часов. Игольчатое покалывание подтверждало — прыжок действительно состоялся.

— Мы в две тысячи восьмом, — сообщила Анна. — Но пока не могу понять, на какой мы ветке. Помехи слишком большие, да ещё солнце — читать почти невозможно. А местность я всё равно не знаю, сравнивать не берусь.

— Я тут сам давно не был, но пытаюсь определиться.

У него крепло ощущение — местность изменилась-таки, причём достаточно сильно. Тополя поредели, добавилось новостроек. Недалеко от путей торчала вышка с антеннами — сотовая, наверное, но несколько непривычная по дизайну.

— Давай отойдём подальше от перехода, — сказала Анна. — Там помехи должны ослабнуть, я через планшет сориентируюсь.

Они обогнули сооружение казённого вида с ухоженным, но унылым газоном. На небольшой парковке, ровно заасфальтированной, стояли машины. Модели Алексей не узнал, хотя в них угадывалось что-то смутно знакомое. Он приостановился и присмотрелся.

На ближайшем седане был логотип ВАЗа — парус на красном фоне, а ещё шильдик со стилизованной надписью кириллицей: «Жигули». Рядом пристроился неброский хэтчбек. Он отдалённо напоминал «форд-фокус», но имел на эмблеме буквы АЗЛК, зубцы кремлёвской стены и звезду над ними.

— М-да, — сказал Алексей. — В моей России такого нет, сразу говорю. Скорей всего, твой Союз. Всё отечественное, посконное.

— Вообще-то у нас и импорта много. Из Америки, из Германии. А наши «волги», наоборот, в Европе хорошо продаются. Что здесь такого? Открытый рынок.

— Да ладно? Социализм у вас какой-то неправильный.

— Ой, кто бы говорил. У нас он, по крайней мере, тазиком не накрылся.

— Тут не поспоришь.

Они вышли на улицу. Тротуар был выметен чисто, даже избыточно — ни единой пылинки. Так Алексею, во всяком случае, показалось. На проезжей части чётко просматривалась разметка. На стенах выделялись фиолетовые таблички с номерами домов. Встречных прохожих не было.

У перекрёстка стоял билборд. С него сурово смотрел рабочий в комбинезоне и каске, рядом маячил тип в неброском костюме, тоже не особо приветливый. За их спинами рдело знамя с серпом и молотом, а подпись гласила: «Труд. Контроль. Эффективность».

Анна замерла, глядя на этот лозунг:

— Нет, это не наша ветка…

— Откуда вывод? — Алексей хмыкнул. — Вы у себя там неэффективно трудитесь? Контроль ненадлежащий?

— Да ну тебя. Мне не смешно вообще.

— Сорри.

Неподалёку был магазин «Продукты». Отмытая витрина сверкала, на ней изображались мясисто-розовые колбасы и сырная голова. На двери имелась табличка: «Обслуживание по КБО».

— И что это значит? — риторически спросил Алексей.

— Не знаю. Сокращение незнакомое.

— Пошли глянем.

Он открыл дверь и сделал приглашающий жест. Анна поколебалась, но всё же шагнула внутрь. Он вслед за ней переступил порог.

В помещении царила прохлада, под потолком крутились лопасти вентиляторов. За прилавком стояла худая тётка в белоснежном переднике. Анна сказала:

— Здравствуйте.

Продавщица, окинув взглядом её голые ножки, скривила губы и промолчала. Алексей присмотрелся к ассортименту. В холоде под стеклом лежала колбаса разных видов. Он прочёл на ценниках: «Докторская», «Варёная», «Сырокопчёная», «Куриная», «Сервелат». Чуть дальше — сыры: «Российский», «Пошехонский» и «Брынза». С названиями тут явно не заморачивались.

Анна же почему-то заинтересовалась кассовым аппаратом. Спросила вежливо:

— Карты принимаете к оплате?

— С начала года — только по КБО, — отрезала продавщица.

— А наличку? — полюбопытствовал Алексей.

Вздрогнув, тётка уставилась на него с таким видом, будто он просил взвесить полкило красной ртути.

— Извините, — поспешно сказала Анна, — мы пошутили.

— Вот я сейчас позвоню, — с угрозой сказала тётка, — там посмеются.

Она достала из-под прилавка радиотелефон с выдвижной антенной и принялась тыкать в кнопки. Анна потянула Алексея