Только утром следующего дня Верест выехал из освобожденной советскими войсками Праги. Устанавливалось что-то похожее на мирную жизнь. Работали магазины, школы, больницы, на улицах появлялись первые робкие гуляющие. Город был забит патрулями — местные жители с повязками совместно с красноармейцами патрулировали улицы. На перекрестках стояли танки и бронетранспортеры, красовались пулеметные гнезда из мешков с песком. Но приметы мирной жизни были налицо. Прага хорошела — зеленели деревья, расцветали яблони с черемухой. Поезда уже ходили по расписанию. Впрочем, желающих отправиться в северо-восточном направлении было немного. За утро несколько раз проверяли документы. Офицерское удостоверение контрразведки работало безотказно: при виде «волшебного» слова Смерш патрульные торопливо козыряли и теряли интерес. Новое обмундирование еще не притерлось, чесались подмышки. Поскрипывала портупея, поблескивал на солнце новенький кожаный планшет. Вещмешок за спиной практически ничего не весил. Больное плечо он научился бинтовать самостоятельно — перед отправкой на вокзал туго замотал, выпил все положенные таблетки. Покидая госпиталь, выслушал инструкцию по бережному обращению с рукой, поклялся, что будет ее выполнять. Временами он забывал о ранении, делал неловкое движение и морщился от острой боли.

Поезд был старенький, но какой-то непривычно чистый. Он вышел с вокзала с опозданием на пятнадцать минут — вполне в допуске. Павел сидел у окна, прикрыв бедром кобуру, смотрел в окно. В маленьком купе все было пристойно, если не замечать отсутствие двери. По коридору сновали люди, говорили по-немецки, по-чешски, иногда проскальзывала родная речь. Через два отсека ехали артиллеристы с новым назначением, затаскивали в купе какие-то тяжелые чемоданы, баулы. В его купе перед отправлением робко вошли женщина с девочкой. Обе немного побледнели, обнаружив, что соседом будет русский освободитель. Он дружелюбно улыбнулся, подвинулся. Они молчали, как в рот воды набрали, — общались меж собой очень редко и только шепотом. Он тоже не навязывался в собеседники. Поезд набирал скорость, покидал Прагу. Пассажиры угомонились, только колеса стучали по стыкам. Территория, по которой шел состав, считалась относительно безопасной. «Бродячие» группы солдат вермахта и примкнувшей к ним РОА практически извели, местные партизаны тут не водились — за исключением упертых членов фольксштурм (штатского ополчения) и юнцов из гитлерюгенда, впитавших идеи нацизма с молоком матери. Но от них было больше шума, чем вреда. По сравнению с Западной Украиной и Западной Белоруссией — просто заповедник безопасной жизни…

По коридору протопал красноармейский патруль с красными повязками. Всунулась прыщавая физиономия, поколебалась, испарилась. Женщина обняла девочку, а когда «опасность» миновала, обе облегченно вздохнули.

— Не волнуйтесь, фрау, — покосился на них Павел, блеснув идеальным знанием немецкого, — вас никто не тронет, Красная армия не воюет с гражданским населением. В этом купе вам точно ничего не грозит.

— Спасибо, — робко глянула на него женщина. — Я не фрау, я пани… Муж был немец, работал мастером в железнодорожной мастерской, мы получили в Чехии статус фольксдойче, а сейчас с Магдалиной решили вернуться на родину, в Краков. Наши вещи уже уехали почтово-багажным поездом…

— Хорошо, — кивнул Павел, — в Кракове сейчас спокойно, у вас все сложится.

Продолжать беседу не хотелось. Старинный Краков, благодаря усилиям советской разведки и подпольщиков, так и не взлетел на воздух. А ведь с таким усердием его минировали. Год назад там творилось что-то дикое. Поляки терроризировали поляков, Войско польское расправлялось с Армией крайовой, у которой имелись планы восстановить в городе собственную власть. За год страсти приутихли, народная власть держалась прочно, город жил мирной жизнью.

Он снова уткнулся в окно. Природа наливалась красками. Пробежала прозрачная речушка, небольшой городок — терракотовые крыши, аккуратные фасады малоэтажных зданий, остроконечные шпили католических церквей, исполненные духом древней готики. Впереди проступали горы — первые отроги Судет, обширного горного массива на стыке Польши, Германии и Чехословакии.

Женщина украдкой поглядывала на него, но он не был расположен к беседе. Перед ним еще лежало распростертое тельце медсестры Тани, ее глаза, исполненные тоской. Он повидал сотни смертей, видел, как гибнут красивые женщины, но почему именно эта смерть его так потрясла? Запали в душу красивые серые глаза, возникли робкие мысли, что не за горами «гражданка», нужно устраивать дальнейшую жизнь, и почему бы не начать с семейной? Он старался не думать об этих глазах, гнал их из памяти. Вспоминал прошедшие годы, фронтовые дороги, бесконечное сидение в засадах, стычки с диверсантами, с мелкими группами вермахта и ваффен СС… Учеба в Омске, строительный вуз, внезапная гибель отца, работавшего в биохимической лаборатории крупного технического института. Не уследили за опасным вирусом — и он за несколько дней разъел человека. Было начало 37-го, и уже через месяц в институте начались повальные аресты. Хватали достойных грамотных преподавателей, увозили в неизвестном направлении, на их место приходили профаны, карьеристы, молодежь без опыта… Как бы цинично ни звучало, но для карьеры Павла было лучше, что отец погиб на «боевом посту», а не в застенках НКВД. Мать не тронули, в 40-м опять вышла замуж, переехала с новым избранником во Владивосток (он имел отношение к флоту). Письма оттуда шли по месяцу. Но он на мать не обижался — ей тоже от жизни досталось. «Ребенок» остался в Омске, но не задержался. Недолгая работа по специальности, переезд под Тулу на оборонное предприятие. И вдруг война, на которую он немедленно записался добровольцем, хотя имелась бронь. Подразделение истребителей танков, полковая разведка, ускоренные офицерские курсы в ближнем тылу. Фронт, Ржевская операция. Лето 43-го, формирование контрразведки Смерш для борьбы с немецкими диверсантами в тылу советских войск. Подмосковье, освобожденные Воронежская и Курская области. Ликвидация диверсионных групп и отрядов, которых абвер пачками забрасывал в наш тыл. Они минировали угольные шахты, дороги, железнодорожные ветки к линии фронта. Врагов уничтожали на месте, особенно если выяснялось, что это соотечественники. В 44-м освоил нюансы и тонкости радиоигры. Операция «Березина», блестяще проведенная советскими контрразведчиками, — он тоже принимал в ней участие. Грандиозная дезинформация врага, когда под видом агентов абвера, внедренных в советский тыл, действовали советские офицеры и перевербованные немецкие радисты. Информацию съедали, свято веря в ее правдивость. Расположение частей Красной армии, планы командования, грядущие направления главных ударов. Качественная «залипуха» о крупном соединении вермахта, чудом избежавшем разгрома и сидящем в белорусских болотах. Немецкое командование сбрасывало в указанные координаты боеприпасы, горючее, продовольствие, которые шли на нужды Красной армии. Немцы переправляли в болота своих лучших агентов, подрывников, радистов, офицеров связи, которых тут же прибирал Смерш, и все это благолепие продолжалось вплоть до мая 45-го, хотя уже и без участия Павла Вереста…

Пассажирский состав втягивался в горы. Он прилип к окну, не мог оторваться от красивых пейзажей. Здесь тоже шли бои, судя по внешнему виду населенных пунктов, но без особого упорства со стороны немцев, все силы они бросили на оборону Креслау, в который советские войска долбились почти три месяца. Недолгая остановка в Зальденбурге — уже Нижняя Силезия, исконно польская земля, которую немцы присоединили в Германии. Поезд петлял среди скал, иногда вырывался на просторы, открывался вид на зеленые луга, небольшие скученные поселки. Множество речушек с переброшенными мостами красиво прорезали горные хребты. Большинство гор было покрыто лесом, чернели пещеры, грудились булыжники у подножий скал. Мимо проплыл старинный замок на вершине холма. Информацией по данному району Павел располагал, хотя никогда тут не был, шел с войсками севернее, в районе Дрездена и Шпемберга. Край, богатый на природные ископаемые, с развитой промышленностью. Испокон веков здесь соседствовали разные национальности: немцы, чехи, словаки, поляки. Но труд Адольфа Гитлера не прошел даром — к 45-му году Креслау, да фактически и вся Силезия, на 90 процентов стали немецкими. Зажиточный край, с небедным населением, а поляки и чехи лишь прислуживали немцам. Здесь имелось множество угольных шахт, когда-то работали золотые и серебряные рудники, от которых остались заброшенные выработки. Добывали каменный уголь, медную руду, цинк, олово. Владельцы шахт строили себе дворцы и замки, многие из которых еще сохранились и использовались. В их романтической атмосфере неоренессанса жили крупные немецкие чиновники, члены администраций, СС, партийные боссы. Когда приблизилась линия фронта, они увозили на запад свое добро, награбленные ценности, а здания иногда взрывали, иногда бросали целыми. Просачивалась информация, что в заброшенных шахтах немцы создавали секретные промышленные объекты, проводили тут какие-то испытания, осваивали новую технику. Все это держалось в секрете, многие районы считались закрытыми. Вполне возможно, что большинство этих историй были лишь красивыми легендами, а все остальное… Впрочем, Третий рейх умел хранить свои тайны.