— Я догадался, товарищ подполковник, — ответил Верест и покосился на дверь: — Разносили кого-то?

— Так заслужил, едрить его… — крякнул Шалаев. — Художник Шестаков, так его растак… Смотри, — развернул он к Павлу лежащий на столе плакат, отливающий свежей типографской краской. Плакат был шикарный, изображал добродушных (но мужественных) солдат Красной армии, шагающих среди руин. Молодцы были что надо, не подкопаешься. Смущение вызывала лишь крупная размашистая надпись: «Горячий привет освободителям Креслау от немецко-фашистских захватчиков!»

— Задумался, капитан? — подметил начальник Смерша. — Не видишь подвоха?

— Задумался, товарищ подполковник, — согласился Павел. — Кто передает привет освободителям Креслау? Можно допустить, что немецко-фашистские захватчики…

— Вот и мне это показалось странным! — расхохотался Шалаев. — Ну, ничего, он у меня попляшет…

— Может, он не враг, а просто идиот, товарищ подполковник? Стоит ли сразу человека к стенке? Художника ведь каждый может обидеть…

— Ладно, разберемся. — Шалаев подавил смешинку. — При проклятом царизме таких на конюшне пороли… Но каков поганец, а? Две тысячи плакатов заказали, сколько краски, типографских издержек! И ведь только на выходе какой-то рабочий спохватился, обратил внимание начальства! Ну, ничего, он у меня всю оставшуюся жизнь картины за решеткой рисовать будет, Кукрыникс хренов! Ладно, посмеялись и будет. — Подполковник подскочил, заходил по кабинету. Павел напрягся, но, памятуя о его наставлении, остался сидеть. — Уже устроился, тезка?

— Никак нет, товарищ подполковник, прямо с вокзала.

— Хорошо, что-нибудь придумаем… А ведь мы знакомы с тобой, капитан, помнишь меня?

— Помню, Павел Максимович, — заулыбался Верест. — Вот сижу и думаю, вспомните ли вы меня… Май 44-го, болота под белорусской Речицей. Мы прибыли на усиление сводной группы, преследующей немецких парашютистов. Вы ее возглавляли. Вы еще в болоте чуть не утонули, когда фрицы из леса кинжальным огнем резанули…

— А ты меня вытащил, гм… Да, капитан, это не самая героическая страница моей биографии, — хмыкнул Шалаев. — Но ничего, главное, парашютистов перестреляли, радиста взяли, а сами обошлись практически без потерь… — Он как-то смущенно покосился на орден Отечественной войны I степени, украшающий левую сторону груди. — Ладно, тезка, когда-нибудь вспомним и даже выпьем. — Шалаев снова уселся за стол, испытующе уставился на собеседника: — Ты поступил в распоряжение отдела контрразведки армии — под мое непосредственное крыло. Мой заместитель — майор Шувалов, но сейчас он в отъезде. Личному составу будешь представлен. Встанешь на довольствие. Теперь к делу…

— Позвольте перебить, товарищ подполковник. Почему меня сюда перевели? Некому работать? Не поверю.

— Работать есть кому, — поморщился Шалаев, — ДУМАТЬ некому. Тебя порекомендовали там, — выразительно кивнул он на потолок, — не только как исполнительного офицера, но и как человека, способного провести деликатное расследование… У меня остались либо люди с тривиальным мышлением, либо без никакого — «зеленые» лейтенанты. Всех толковых война выбила. Но давай по порядку. Общая ситуация в Нижней Силезии и в Креслау в частности, — сам понимаешь, хреновая. В городе бардак. Во всех структурах — бардак. Немцы бросают жилища, пытаются уехать на запад — к добрым союзникам. В крайнем случае в Германию. Понимают, что здесь поляки им жизни не дадут. Польское правительство мы контролируем, но какую-то свободу действий они имеют. Поляки валят в Креслау валом. Приезжают чехи, евреи, которых при нацистах, сам понимаешь, тут не было. Мы не против. Наша партия — за решительную дружбу всех народов, будь ты даже алеут или краснорожий индеец… Ты, кстати, член партии?

— Нет, сочувствующий.

— Сочувствуешь, значит… ну-ну. Попробовал бы только не посочувствовать… Ладно, не обращай внимания, шучу. С внутренним бардаком мы как-нибудь справимся — для этого есть официальные гражданские власти. Грабежи и убийства носят умеренный характер. За неделю обезврежены несколько затаившихся офицеров абвера и СС, они выдавали себя за мирных жителей. Нейтрализована диверсионная группа — детишки из гитлерюгенда пытались подорвать оружейные склады. Пацаны тупые, до сих пор верят, что Гитлер всех перехитрил и скоро вернется. В городе иногда постреливают, особенно на окраинах. Но ситуация контролируется…

— Товарищ подполковник, и все же я не совсем понимаю…

— Скоро поймешь. — Шалаев вытряхнул из пачки папиросу, стал ее разминать короткими пухлыми пальцами. — Про то, что здесь творилось с января по май, ты, конечно, в курсе. Немцы постарались на славу, построили глубоко эшелонированную оборону, о которую мы и ломали зубы. Главные действующие лица с немецкой стороны — комендант укрепрайона генерал пехоты Людвиг Майер и гауляйтер Вольф Леманн, доверенное лицо Гиммлера. Ты, конечно, представляешь, кто такой гауляйтер. Царь и бог на отдельно взятой территории. А теперь небольшой экскурс в историю. В последних числах апреля, за несколько дней до капитуляции гарнизона Креслау, гауляйтер Леманн был эвакуирован из города самолетом. Официальная версия — занять пост рейхсфюрера СС вместо смещенного Гиммлера. И с той поры, как говорится, никто его не бачил. Пропал. В Берлине партийный босс не появлялся. Катастрофу самолета никто не фиксировал. Пропажа без вести — со всеми концами. Снова экскурс — теперь глубже. Точная дата неизвестна, она зарыта в пропавших архивах СС и гестапо — герр Вольф Леманн издал указ, согласно которому жителям города предписывалось сдать все имеющееся у них на руках золото, драгоценности и прочие ценные вещи в государственный банк. На благо рейха, разумеется, и для борьбы с большевиками. Тем, кто ослушался, грозила кара. Немцы — народ послушный, выполнили приказ, тащили в банк все, что имели ценного, а специальная комиссия решала, стоит ли это конфискации. Как говорили очевидцы, даже очереди выстраивались. Что-то, возможно, граждане заныкали, но это не суть. Сам представь, капитан, город большой, не меньше полумиллиона жителей, большинство — немцы, народ не бедствующий. Ценностями наполнили глубокие подвалы государственного банка на Штригауэрплац, и там они какое-то время пребывали в полной безопасности от бомбежек. 10 февраля, когда кольцо вокруг Креслау еще не замкнулось, этим золотом загрузили специальный бронированный состав на Фрайбургском вокзале и, по распоряжению гауляйтера, отправили по маршруту. Маршрут держался в тайне, предположительно Берлин. Из Креслау эшелон пошел до Зальденбурга, но в Зальденбург состав из 13 вагонов не пришел.

— Как это? — не понял Павел.

— Пропал, — пояснил Шалаев. — От Креслау до Зальденбурга — 60 километров, ты сам по этому маршруту сегодня ехал, все представляешь. Дорога идет преимущественно через горы. На этом участке и пропал. Серьезный бронированный состав из 13 вагонов. Как в воду канул.

— Может, кто остановил, разграбил?

— Но тогда остались хотя бы вагоны, — резонно возразил Шалаев. — Или сгоревшие вагоны вместе с паровозом. Или хотя бы явное место, где нападение произошло. Но все чисто.

— Мистическую версию не рассматриваем? — усмехнулся Павел.