— Ни в коем случае! Мы — воинствующие материалисты, и все мистическое с презрением отвергаем. Состав пропал. Ты представляешь себе 13 вагонов с золотом?

— Я даже один не представляю.

— Золото — это условно. Злато, серебро, ювелирные украшения, ценная посуда, мелкие предметы обихода, произведения живописи, ценные рукописи, раритетные изделия и тому подобное. В Креслау были два художественных музея, имелись в коллекции признанные шедевры мирового искусства. Я далек от прекрасного, знаешь ли… но что-то из раннего немецкого Возрождения, эпоха романтизма, все такое. С началом бомбежек все ценные экспонаты упаковали и рассовали в подвалы под музеями. Сейчас эти подвалы пусты. Остались незначительные, не имеющие большой стоимости экспонаты…

— Минуточку, товарищ подполковник, — насторожился Павел и кратко поведал историю уничтожения группы барона фон Лихтенберга и захвата его груза. — В ящиках, которые нам достались, находились картины, думаю, с десяток единиц. Тот самый ранний Ренессанс. Я тоже не эксперт, но очень похоже на произведения Альбрехта Дюрера и Ганса Гольбейна-младшего — общепризнанных гениев живописи. Барона Лихтенберга мы взяли живым. А что, если этот груз — часть пропавшего «золотого» эшелона? Вы такое не допускаете? Груз состава могли раздробить на части, чтобы легче сбывать. Это ведь не есть что-то монолитное, неделимое? Почему бы специальным органам не допросить барона?

— Только версия, капитан, только версия, — скептически помотал головой Шалаев. — Мало ли в мире Альбрехтов и прочих Гансов — как там их? У каждого уважающего себя барона или герцога имелась своя коллекция. Любили они это дело. Грабили музеи на захваченных землях или такие же частные коллекции, награбленное свозили к себе в замки… Сохрани свое предположение как гипотезу, договорились? К тому же допросить барона нет никакой возможности…

— Поясните. — Что-то неприятное кольнуло под лопаткой.

— Понимаю, что это не обрадует тебя, капитан… По долгу службы я знакомлюсь со всеми радиограммами и секретными донесениями, поступающими из фронтовой разведки… Повесился твой барон. По нужде вывели — над толчком и повесился. Разодрал часть штанины, скрутил из полос удавку и вздернул сам себя на балке над отхожим местом. Часовой не заметил, что штанина у барона стала какой-то укороченной. Удавка, понятно, оборвалась, но спасти не успели. Гордый твой барон, — хмыкнул Шалаев, — западло ему находиться в русском плену. В выгребной яме по горло в дерьме, конечно, достойнее…

— Печально, — вздохнул Верест. — Надеюсь, виновный в этой халатности понесет заслуженное наказание. Исключая мистику, Павел Максимович, вы же не исключаете мистификацию? Пускается слушок, что уходит поезд с золотом, создается видимость какой-то погрузки, оцепление, усиливается режим секретности, а груз тем временем вывозят частями автомобильным или авиационным транспортом.

— Никакой информации об этом, — поджал губы Шалаев. — В любом деле остаются следы, очевидцы. Колонна грузовиков с 300 тоннами золота или целая эскадрилья самолетов, отягощенная теми же тоннами, — не иголка. Просто так подобную мистификацию не провернешь. Все хвосты не подчистишь.

— Состав из 13 вагонов — тоже не иголка. Он точно не проходил через Зальденбург?

— Точно. Железнодорожное сообщение между городами фактически дышало на ладан. Зальденбург к 10 февраля блокировали подразделения стрелкового полка. «Золотой эшелон», согласно нашим сведениям, ушел в четыре часа утра 10 февраля. К этому времени железнодорожное полотно западнее Зальденбурга уже оседлали наши части, они не пропустили бы состав. В Зальденбурге работали наши агенты — немецкие подпольщики. Они уверены, что никакой поезд с востока не приходил. В те дни вообще не было поездов. Тем не менее сведения об отправке эшелона из Креслау вполне достоверны. Войсками ваффен СС был оцеплен дальний седьмой путь и все подходы к нему. Ночью мела метель, видимость была хреновой. Состав стоял у пакгаузов. С другой стороны складов — колонна тяжелых грузовиков. Погрузку осуществляли солдаты ваффен СС — физически развитые хлопцы, не страдающие любопытством. И что интересно, все они остались в Креслау. Такое ощущение, что состав ушел без охраны, только с машинистами. То есть люди, осуществлявшие погрузку, не знали, куда следует эшелон. Мы допросили выживших пленных — вагоны действительно набивали до отказа тяжелыми запломбированными ящиками…

— Отсутствие часовых на тормозных площадках не означает, что не было охраны, — пожал плечами Павел. — Охрана находилась на маршруте, в глаза не бросалась.

— Правильно мыслишь, — кивнул Шалаев. — Мои люди проводили предварительное расследование. Людей, к сожалению, мало, а толковых сыщиков и вовсе нет. Опросили тогдашнего дежурного по станции, путевых рабочих, поездную бригаду, грузчиков-охранников…

— Выяснили про машинистов?

— Неизвестно, кто вел состав, — развел руками подполковник. — Местных специалистов не привлекали. Ничего удивительного. Возможно, нашли людей со стороны, которых впоследствии ликвидировали. Итак, со стопроцентной уверенностью можно утверждать, что состав с золотом вышел из Креслау в 4 часа утра 10 февраля, но до Зальденбурга не добрался. При этом его не бомбили, не грабили и не жгли. Вот такая хреномуть, капитан. Оцепление сняли в 4.15, грузовики убыли в неизвестном направлении. В подвалах Государственного банка — шаром покати, рядовые служащие не в курсе…

— 10 февраля… — задумался Павел. — А гауляйтер Леманн пропал в конце апреля, якобы убыл на самолете в Берлин… Вы связываете эти два события?

— Это твое расследование, — пожал плечами Шалаев. — По моему представлению, они обязаны быть связанными.

— Тогда нестыковка. Чего он тянул два с половиной месяца? Рассчитывал, что удастся отбросить Красную армию? Исчез в последний момент…

— Может, и рассчитывал, кто его знает? Дело темное.

— Вы допрашивали людей из городского руководства, СС и вермахта, выживших в этой бойне. Как сами немцы отнеслись к пропаже золота?

— Да никак, — рассмеялся Шалаев. — Паники не было. Словно так и надо. Запланированная акция, капитан. Скажу тебе больше. — Он открыл лежащую под рукой папку, начал ее листать. — 10 февраля, вечер: на рабочем месте умирает начальник Фрайбургского вокзала герр Иоганн Кёниг. Прибывшие медики констатировали инфаркт. Как у нас сказали бы — сгорел на работе. Естественно, медики констатируют все, что им скажут люди из СС. Это мог быть действительно инфаркт, человек пожилой. Но в тот же вечер скоропостижно «отбрасывает коньки» еще один герр — некто Генрих Краузе, временно исполнявший обязанности директора филиала того самого банка. Утром 11 февраля находят мертвым обер-штурмбаннфюрера СС Карла Хоффмана — руководителя службы эвакуации, человека компетентного, но любящего почесать языком. Инсценировано так, словно он сам застрелился. Но и это не все. Тем же утром спотыкается и падает с лестницы в здании ратуши заместитель бургомистра Отто Дрекслер. Тело находят у подножия лестницы с разбитой головой. Вся компания могла быть в курсе — почему нет? Ведь шила в мешке не утаишь, тем более такой огромный состав. Случайности бывают, к тому же война, но чтобы вот так все разом… Понятно, что заинтересованные лица подчищали следы, избавлялись от людей, которых в силу необходимости посвятили в тайну, а потом они стали опасными…