потом то ли заснул, то ли видение возникло наяву. Вроде бы он находится во дворце эмира. Судя по убранству комнаты, это где-то на женской половине — цветастый балдахин над кроватью, стены и потолок разукрашены в византийском стиле. Тут и там софы, накрытые красным и желтым атласом, отороченным золотой бахромой, кресла и диванчики окружают полированный стол, инкрустированный слоновой костью. Стены увешаны картинами в обрамлении надписей золотыми буквами по черному бархату, а расписной потолок изображает что-то похожее на пирамиды Гизы. В общем, интерьер на высочайшем уровне, можно наслаждаться жизнью.

И вдруг в эту атмосферу благоденствия и неземного счастья ворвался резкий звук:

— Эй, Прохор! Где ты там запропастился? Барыня требует!

Проша рад бы подчиниться, но вот куда идти? Сунулся в одну из дверей, но тут же получил отлуп:

— Куда лезешь, недотёпа? Здесь покои старшей жены, а тебя младшая зовёт, — и уже вдогонку: — Беда с этими кастратами, откуда только их берут?

Про кастратов Проша ничего не понял, но нужную дверь всё-таки нашёл. Входит и глазам своим не верит — перед ним на огромном ложе возлежит… Ну да, именно она — Дина в позе одалиски с картины Жана Энгра. Понятно, что сразу же возник вопрос:

— Ты как здесь оказалась?

А Дина молчит и улыбается.

Вроде бы в прежние времена, если в дружеской компании все внезапно замолчали и больше не находят слов, это объясняли следующим образом: «Милиционер родился». Причём тут органы правопорядка Проша так и не понял, но ясно было, что совершил оплошность — с этой Диной недопустимо разговаривать в подобном тоне. С той можно было, а с этой категорически нельзя! Решил подождать, когда она сама соизволит что-нибудь сказать. И вот дождался:

— Присядь, Проша! — Дина указала на место подле себя. — И как тебе всё это? Нравится аль нет?

— Да я в своей «Телепирамиде» и не такое мог бы учудить!

— Ну а кому ты должен быть благодарен за свою удачу?

Проше надо бы сказать: «Тебе, барыня!» А с языка сорвалось нечто совершенно непотребное:

— Я бы никогда не залез в чужую постель даже ради этого.

Как ни странно, Дина не обиделась, только бровью повела. А потом и говорит:

— Поди-ка принеси мне квасу.

Проша удивлён:

— Это с какой же стати? Вроде я в слуги ни к кому не нанимался.

— Ой ли? А почему оказался на женской половине. Сюда вход всем запрещён кроме эмира и его евнухов.

— Это тут при чём?

— Да очень просто! Ты же не эмир, а значит, евнух. Так что поди и принеси, чего велят.

Сразу в голове возникли ранее незапланированные мысли — прежде Проша никогда не сомневался в том, что он особа, в определённом смысле царственная, а к евнухам никогда не принадлежал. Впрочем, если «евнух души», как в «Чевенгуре» у Платонова, тогда Проша в принципе не против. Если же в буквальном смысле, это просто издевательство! Так и сказал.

— А тебя никто не спрашивает, — отвечает Дина. — Либо клади голову на плаху, такое наказание полагается за проникновение в гарем, либо выполняй мои приказы.

Что тут делать? Квасу принести — от этого Проши не убудет, но как же выбраться отсюда?

— И не мечтай! — Дина словно бы читает его мысли. — Хочешь построить свою пирамиду, тогда терпи. Вот как я, к примеру.

— Но у нас не было такого уговора, чтобы превращаться в одалисок или в евнухов.

— А можно ли иначе? Уж так устроен мир. Все продаются! Либо за привилегии, либо за деньги. Ну вот и ты…

Прошиному возмущению нет предела:

— Я никогда не шёл на сделку с совестью! Ни с Роскомнадзором, ни с ФСБ никаких соглашений не заключал. Может, в чём-то уступал, но только потому, что этого требовал закон.

Дина смеётся:

— Какой закон? Проша, ты с Луны свалился, что ли? Сегодня одно в законе записали, а завтра совсем наоборот. И что, будешь предъявлять претензии? Кому? Здесь правит тот, у кого больше прав, а твои мечты о независимости, о свободе слова, это не более, чем самообман, а то и вовсе глупость.

Проша не собирается сдаваться:

— Но до сих пор мне удавалось реализовать все намеченные планы!

— И чего добился? Внесли тебя в список Forbes, а толку— то? Всё потому, что весь в долгах…

Самое время произвести кое-какую переоценку ценностей. Но прежде надо бы квасу Дине принести — так он и сделал. А потом присел у дверей в Динины покои и завыл. Да так жалобно, что сбежались слуги. Главный евнух распорядился отправить Прошу в ближайшую психушку — какой от него толк? Если бы Дина не заступилась, так бы и пропал ни за что ни про что.

И вот снова всё тот же интерьер в византийском стиле, а Проша как дерьмо в проруби — разве не понятно, что он здесь совершенно лишний?

Тут Дина снова снизошла до разговора с евнухом:

— Признайся, что всю жизнь к этому и шёл.

— К чему?

— Да вот живёшь во дворце, всегда при деле. То квасу принесёшь, то вынесешь ночной горшок…

— Нет! — Проша возмущён до глубины души. — Нельзя же так перевирать, выворачивать всё наизнанку. Я делал то, на что другие не способны. Давал людям свободу! По крайне мере, они могли свободно выражать свои мысли в приватном разговоре.

— То-то и оно! — усмехнулась Дина. — Раньше бабы сидя не скамейке у дома мололи языком, а сейчас всё то же самое, не выходя из своей квартиры. Вот уж немыслимый прогресс! Неужели об этом ты мечтал? — и после паузы: — А может, всё гораздо проще? Все эти «Вместе», «Теледромы» были созданы лишь для того, чтобы почувствовать свою власть над людьми, а заодно и «слегка» обогатиться…

Когда слышишь подобные слова, надо либо признать, что в чём-то был не прав, либо отбиваться до последнего. Но у Проше уже нет сил ни для чего — есть только желание прекратить это копание в его личности! Либо дождаться, когда всё само собой закончится.

Тут зазвенел будильник, и Проша очнулся ото сна.

Глава 10. Преждевременные выводы

Итак, Дина стала наложницей эмира, «Телепирамида» работает на полную мощность, капитализация компании растёт, Проша вот-вот выйдет на первое место в списке Форбс, но всё равно ему чего-то не хватает.

И вот сидит, глядя на дисплей ноутбука, и то ли грезит, то ли искусственный интеллект «Телепирамиды» создал клоны и его, и Дины, и на дисплее ноутбука возникает картина, какую пером не описать… Короче,