— Алкольм. — Я тоже помнила это имя, смутно помнила, как его ласково называли между комнатами в слишком маленьком доме. Я помнила большие грубые руки и объятия, пахнущие свежесрубленным деревом.

— Я думала, что он мой отец, — сказала я.

— Ты считала его своим отцом, потому что он стал твоим отцом. Он относился к тебе так же, как к Ионе и Лисане. Вы все были его детьми. — На ее губах появилась грустная улыбка. — Он был хорошим человеком.

Был.

Потому что все эти люди теперь были мертвы. Убиты, во время взрыва, который разнес наш дом на части.

— Когда я получила это письмо, — прошептала Аля, — это была самая страшная ночь в моей жизни.

Я помнила, как крылья заслоняли небо.

Я помнила, как мама пыталась оттащить меня от окон.

Я думала, что это была ночь, когда я была спасена. В тот вечер судьба, и только судьба, привела меня в объятия Винсента.

— Он пришел туда из-за меня? — спросила я.

Мне не хотелось знать ответ.

Аля долго молчала.

— Я могу только предполагать. Я думаю, он отправился в Салины, чтобы уничтожить своих врагов. Но я думаю, что он пошел в тот дом, в ту ночь, ради тебя. Может быть, он долгое время пытался отпустить ее. Но когда начались войны, и враги оказались у его горла, его истинная сущность вернулась. Он не мог заставить себя оставить спину незащищенной.

Я не могла дышать.

Ты убил их ради меня, Винсент?

Винсент, конечно, молчал. Он никогда не мог ответить на трудные вопросы.

— Почему он оставил меня в живых? — прошептала я.

Я даже не хотела произносить это вслух. Но вопрос всегда был рядом, он терзал мою душу, как обрывок нитки.

Если он пришел в ту ночь за мной, то почему не убил меня?

Это был бы логичный выбор. Я была опасностью, которую нужно было убрать. Рана, которую нужно прижечь. У него были враги. У него была власть, которую нужно было защищать — власть, которой никто так не угрожал, как я.

Отправился ли он туда в ту ночь, намереваясь опознать тело или убедиться, что оставил его, если я еще жива?

Если да… почему он передумал?

— Я не могу ответить на этот вопрос, Орайя, — тихо сказала Аля. — Боюсь, что никто и никогда не сможет.

Это правда. Но правда такая мучительная.

— Я долгое время думала, что ты умерла, — продолжала она. — Первые несколько лет он хранил о тебе молчание. Но потом, когда ты немного подросла, люди стали говорить о тебе. Человеческая дочь короля. Я знала, что это должно быть ты. С тех пор я слежу за тобой. Во время проведения Кеджари у меня были друзья в Сивринаже, которые присылали мне новости о каждом испытании. И вот последние несколько месяцев…

Она испустила длинный, медленный вздох. Ее рука опустилась на мою.

— Я никогда не думала, что увижу тебя снова, — прошептала она, эмоции в этой фразе переполняли ее, словно все вылилось разом.

Я тоже, — хотела сказать я, но не смогла заставить себя произнести и слова.

— Твоя мать любила тебя, — сказала она. — Надеюсь, ты никогда не сомневалась в этом, что бы он тебе ни говорил. И все остальные тоже. Твои братья и сестры. Твой отчим. Вы были — и есть — так сильно, так яростно любимы. Я всегда надеялась, что ты чувствовала это, где бы ты ни была, даже если мы не могли сказать тебе об этом прямо.

И это… это было то, что меня больше всего возмущало. Потому что я не знала. Я знала, что меня любит Винсент, и только Винсент. Но он стер всех остальных. Позволил мне поверить, что я одна в этом мире.

Он никогда не лишал меня ни еды, ни крова, ни безопасности. Но он лишил меня этого, и это было почти так же ужасно.

Мы долго сидели молча, а потом Аля поднялась, и мгновенная волна эмоций сменилась стоическим спокойствием. Она подошла к комоду, открыла верхний ящик и порылась в нем. Потом снова повернулась ко мне, сцепив руки.

— Она хотела бы, чтобы у тебя было это. — Она опустила в мою протянутую ладонь маленький блестящий сверток — серебряную цепочку, по всей длине которой были разбросаны маленькие черные камешки.

— Я заметила кольцо, — добавила она, кивнув на мой мизинец. — А вот ожерелье я раньше не видела. Я не знала, что это полный комплект.

Действительно, это был полный комплект — мое колье, кольцо, а теперь еще и браслет, камни оникса в котором идеально сочетаются друг с другом.

Мои глаза словно обжигало. Я сильно зажмурилась, наслаждаясь тем, как камни прижимаются к моей ладони, как будто я все еще могла почувствовать на них прикосновение моей матери, если бы очень постаралась.

— Спасибо, — прошептала я.

Аля кивнула, сцепив руки перед собой, и выглядела немного неловко. Она показалась мне человеком, которому неловко испытывать эмоции — возможно, это семейная черта, потому что я испытала странное облегчение, когда она сказала:

— Мне нужно проверить ужин, — и оставила нас одних.

Райн ничего не сказал, и я была благодарна ему за это, потому что не была готова говорить. Вместо этого он молча сел на край моей кровати, обхватил меня руками, предлагая обнять, если я этого захочу.

И Матерь, я хотела этого. Я позволила себе скользнуть в его объятия с такой нерешительностью, что месяц назад мне было бы стыдно за себя. Но, Богиня, как приятно было это прикосновение, стабильное, надежное и прочное. Я ощущала безопасность, даже когда ничто в этом мире — ни прошлое, ни будущее — не было безопасным прямо сейчас.

Я опустила голову на его плечо. Я позволила своим ресницам сомкнуться, глубоко вдыхая его запах. Пот, небо и пустыня.

Первое, может быть, чуть сильнее второго.

— Ты не мылся с тех пор, как приехал сюда, не так ли? — сказала я, прижимаясь к его коже.

Он фыркнул.

— Сиськи Иксы, принцесса. Какая же ты очаровательная.

— Я у тебя под мышкой. Я не могу этого не заметить.

— У меня были более важные заботы, чем купание. Кроме того, я слышал, что некоторые женщины находят естественный запах привлекательным. Постарайся придерживаться такого же мнения.

Я не собиралась подтверждать это, но я нашла это немного привлекательным. Или, по крайней мере, странно успокаивающим.

Он мягко спросил:

— Ты в порядке?

В порядке. Что вообще означает это слово? По любому определению, я думала, что ответ должен быть отрицательным. Я чуть не