племен никогда не было мира. Как и между эльфами из разных лесов, дворфами разных гор, орков разных степей и всех прочих Первородных.

В этом мы не сильно-то отличаемся от людей. Или они от нас… по законам нашего народа имя стаи сохраняется за победителем, а стая Эгобар всегда славилась своими воинами. Из поколения в поколение мы учились у Эргара и его сыновей и за редким исключением — у Гуты и его сыновей.

Так мы захватили себе самые большие территории. В их центре сейчас стоит тот дом, в котором тебя родила Шайи, твоя матушка.

Мой отец, твой дедушка, погиб в одном из набегов на соседнее племя когда мне еще не исполнилось и двух лет. Я его почти и не помню даже.

Что до матушки, то…

Когда пришло время, сынок, явился шаман из Града на Холме и провел обряд, выбравший мне учителя. Меня выбирали Скасти и Эргар — это высокая честь учится среди Хранителей, а не их сыновей. Лишь самые лучшие из детей Матабар обретали такую возможность. Хранитель может обучить лишь одного ребенка за шесть лет, так что представь мою гордость, когда я увидел сразу двоих…

В итоге я ушел с Эргаром. Я учился быть воином и охотником. Свирепым и безжалостным. Учился убивать одним ударом. Терпеть боль. Бороться с холодом и голодом. Мои руки становились лапами, мои зубы клыками. Я учился надевать шкуру барса и ходить среди них на равных. Я бился со многими хищниками Алькады и не знал поражений. На моей шкуре имелись шрамы от когтей, клыков и бивней почти всех, кто ходил тропами охотников.

Я ведь Эгобар. Я воин из самой свирепой стаи матабар. Я внук могущественного Эан’Хане, что делал мне в детстве игрушки и рассказывал о путях.

А затем он исчез.

А в это время в горы пришли люди. С их пушками, ружьями, кавалькадой и Звездными Магами. И наши разрозненные стаи, лишь раз объединявшиеся под знаменами Темного Лорда, оказались разбиты и раздавлены.

И в тот день я, еще не закончивший обучение, услышал крик матери. И он напомнил мне, что я не барс, а матабар. Напомнил раньше времени.

Мы сразились с Эргаром, который не хотел отпускать меня прежде срока — это шло вразрез с законом. Мы сразились и я победил. Но не стал отнимать жизнь Духа Хранителя. И тот, взамен, отдал мне свой клык, как свидетельство победы, и пообещал исполнить одно желание.

Я вернулся домой, Ардан. Вернулся охотником, что снискал высшую доблесть — одолел собственного учителя в равном бою. Одолел Духа Хранителя, но…

Наше логово горело. Все были мертвы. И моя мать, разорванная артиллерийским снарядом, лежала на берегу пересохшего ручья.

Твой прадедушка так и не вернулся из Града на Холме, чтобы помочь нам. И, какие бы мотивы он не преследовал и причины не объяснял, этого я, как бы не хотел, не смогу ему простить никогда.

Меня обуяла ярость, Ардан. Страшная и жгучая. Такая, что заставила меня подняться на Гору Памяти и, как и мои предки больше века тому назад, зачерпнуть красок войны и украсить ими свое тело.

Я объявил охоту на людское племя и спустился с горы, чтобы отомстить за свой народ.

Но я не знал людских троп и путей и потому едва не погиб в первую же свою охоту. Меня пленили маршалы и повезли, словно диковинное животное, на продажу. Так бы и закончилась история нашего племени, если бы не банда орков Шанти’Ра.

Они уничтожили тех маршалов, а меня взяли к себе. Залечили мои раны. Как телесные, так и духовные. Они дали мне смысл в моей темной и беспросветной жизни. Смысл охоты.

Многие годы я ходил с ними. Носил их одежды. Пел их песни и говорил их языком. Я даже побратался с сыном вождя Шанти’Ра. Мы смешали нашу кровь и произнесли слова у костра Спящих Духов.

Я убивал, Ардан. Убивал столько людей, сколько только мог найти. А я хороший охотник. Как говорил Эргар — лучший за многие и многие века, что он обучал. Так что находил я много.

Стариков, женщин, слабых, сильных, здоровых, больных. Мне было без разницы, Ардан. Мои когти, клыки и нож неизменно находили себе добычу, а я, упиваясь кровью, пытался отыскать ответ на свой вопрос — кто я и что мне теперь делать. Последнему из матабар.

Да, я думал, что я последний. Не знал, что в Алькаде имелись и другие выжившие. А к тому времени, как выяснил, было уже слишком поздно. Они спустились с гор и растворились среди людского племени. И я действительно стал последним. И кто знает к чему бы привели эти годы разбойничества, если бы не один эпизод.

Мы узнали о том, что охотники за Громовыми Птицами из Дельпаса нанялись в сопровождение каравана переселенцев. Мы выдвинулись за ними. Выследили их и убили.

Мы не знали пощады и творили такое, что если и есть Вечные Ангелы, о которых вспоминает твоя матушка, то они рыдали. Рыдали как над убитыми нами людьми, так и над нами самими.

Мне нет прощения, Ардан. Увы, я понял это слишком поздно. И понял благодаря твоему прадедушке.

Тогда, в ту ночь, я ворвался в один из дилижансов. Меня ранил выстрел из револьвера, но мне было все равно. Я разорвал этого человека, а затем уже хотел порвать и его дочь, но тут мой взгляд упал на книжку в её руках.

« Легенды и мифы коренного народа Алькады. Истории Матабар»

Не знаю почему, но я не тронул её. Лишь взял книгу и прочел в той легенды и мифы, что рассказывали когда-то мне взрослые охотники в стаи. Я был удивлен. Зачем Империи печатать такую литературу, если же они сами нас истребили.

Девочка лежала без сознания и я обшарил все, что только мог найти в дилижансе. И нашел записную книгу Александра Таакова. Так звали твоего прадеда по линии матери. Того, кого я убил собственными руками.

Из-за пожара большая часть его дневника обгорела, но уцелевшую страницу, которая изменил мою жизнь, я отдаю тебе.'

Ардан, с бледным лицом и трясущимися руками бережно поднял желтую, местами протертую страницу походного журнала.

' 316ый день расследования. Запись оставлена старшим дознавателем второй канцелярии, капитаном Александром Тааковым.

Сегодня я, наконец, смог получить в Черном Доме достаточное финансирование, чтобы снарядить экспедицию в горы Алькады. Увы, моя драгоценная жена умерла от чахотки, так что отправлюсь