Последней Нахидой на земле… Нахидой, которая располагает очень деликатным компроматом на младшего сына Кахтани. Али старался, чтобы голос его не дрожал.

– И что решил аба?

– Первым делом проверил содержимое своих карманов после того, как она ушла, но в остальном остался очень доволен. – Зейнаб закатила глаза. – Говорит, ее амбициозность напоминает ему о Маниже.

Кто бы сомневался.

– А Мунтадир?

– А сам как думаешь? Конечно, он не хочет жениться на какой-то нечистой прохиндейке из Нахид. Он сразу пришел ко мне и спросил, каково это, быть ребенком смешанного племени, не понимать гезирийского…

Али удивился. Он не подозревал, что, будучи против брака с Нари, Мунтадира заботили и такие вещи.

– Что ты ему сказала?

Она выразительно на него посмотрела.

– Правду, Али. Можешь делать вид, что для тебя это не проблема, но есть реальные причины, почему редкие джинны решаются на смешанные браки. Я никогда не владела гезирийским на твоем уровне, и это изолирует меня от племени отца. С маминым племенем ненамного лучше. Даже когда Аяанле говорят мне что-то приятное, я слышу в их словах искреннее недоумение, как это пескоплавка смогла добиться такой элегантности.

Али был поражен.

– Я этого не знал.

– Откуда тебе знать? – Она опустила глаза. – Ты же никогда не спрашивал. Политика гарема кажется тебе легкомысленной и презренной.

– Зейнаб…

Обида в ее голосе задевала его за живое. Несмотря на конфликты, с которыми всегда были сопряжены их взаимоотношения, его сестра пришла к нему, чтобы предостеречь. Его брат до сих пор продолжал покрывать его. А что сделал Али? Считал Зейнаб избалованной пустышкой и помог отцу расставить для Мунтадира брачные сети, которых он не хотел.

Али встал. Солнце садилось за высокими дворцовыми стенами, окутывая сад тенью.

– Мне нужно его найти.

– Удачи. – Зейнаб вытащила ноги из воды. – Он был пьян уже к полудню и ляпнул что-то в том духе, что будет искать утешения в объятиях благородных женщин города.

– Я знаю, где его искать.

Али помог сестре подняться. Она собралась уходить, и он взял ее за руку.

– Почаевничаем завтра вместе?

Она удивленно похлопала глазами.

– У тебя что, нет более важных дел, чем гонять чаи со своей избалованной сестрицей?

Он улыбнулся.

– Ровным счетом никаких.

Когда Али добрался до салона Хансады, уже стемнело. На улице была слышна музыка, и вокруг бродили несколько солдат. Али кивнул им и скрепя сердце поднялся по ступенькам, ведущим в сад на крыше. Из темного коридора донеслось мужское кряхтенье и следом – женский стон удовольствия.

Али подошел к дверям, которые тут же перегородил своим телом слуга.

– Мир твоему дому, шейх… принц! – поправился он и сконфуженно покраснел. – Извините, но хозяйка…

Али оттолкнул его и вошел в двери, воротя нос от чрезмерно надушенного воздуха. На крышу набилось не меньше пары дюжин вельмож и их челяди. Между них сновали проворные слуги, разнося вино и раскуривая кальяны. Играли музыканты, танцевали две танцовщицы, выпуская из пальцев зачарованные цветы из света. Мунтадир развалился на плюшевом диване рядом с Хансадой.

Мунтадир не заметил его появления, но Хансада сразу вскочила на ноги. Али поднял руки, собираясь принести ей свои извинения, но забыл, что хотел сказать, когда увидел пополнение в компании Мунтадира. Али положил руку на зульфикар.

Дараявахауш ухмыльнулся.

– Мир твоему дому, Зейди-младший.

Афшин сидел вместе с Джамшидом и другим дэвом, которого Али не узнал. Все как будто отлично проводили время – кубки были полны вина, и красивый виночерпий сидел возле них на широкой банкетке с подушками.

Али перевел взгляд с Афшина на Джамшида. Он совершенно не представлял, как вести себя в такой ситуации. Джамшид несколько раз успел спасти ему жизнь: он остановил Ханно, он избавился от тела, он принес его к Нари. Али был обязан ему и не смел закрывать на это глаза. Но Боже, как он хотел, чтобы здесь сидел кто угодно другой, но не сын Каве. Одно слово, один намек – и старший визирь в два счета прищучит Али.

Перед ним возникла Хансада и погрозила ему пальцем.

– Тебя впустил слуга? Я ему велела…

Наконец голос подал Мунтадир.

– Пусти его, Хансада, – бросил он устало.

Она насупилась.

– Ладно. Но никакого мне тут оружия. – Она выхватила у него зульфикар. – Ты и так девчонок пугаешь.

Али беспомощно проводил взглядом свой зульфикар, оказавшийся у проходившего мимо слуги. Дараявахауш засмеялся, и Али резко повернулся к нему, но Хансада вцепилась в его руку и потащила вперед с удивительной для такой хрупкой женщины силой.

Она втолкнула его в кресло напротив Мунтадира.

– Не натворите дел, – предупредила она сердито и ушла.

Али подозревал, что привратник сейчас получит нешуточный нагоняй.

Мунтадир не поздоровался. Его отсутствующий взгляд был направлен на танцовщиц.

Али прочистил горло.

– Мир твоему дому, ахи.

– Ализейд, – отозвался Мунтадир холодно. Он выпил из медного кубка. – Какими судьбами такой праведник оказался в этом злачном месте?

Многообещающее начало. Али вздохнул.

– Я хотел извиниться, Диру. Поговорить с тобой о…

Взрыв смеха привлек его внимание к двум дэвам. Афшин, видимо, рассказывал какой-то анекдот на дивастийском с веселым лицом, оживленно размахивая руками. Джамшид смеялся, а кто-то третий подливал вина ему в кубок. Али нахмурился.

– Что? – спросил Мунтадир. – Ты на что уставился?

– Я… ни на что, – заикаясь, ответил Али, удивленный такой враждебностью в голосе брата. – Просто я не догадывался, что Джамшид и Дараявахауш такие близкие друзья.

– Они не друзья, – огрызнулся Мунтадир. – Он проявляет уважение к гостю своего отца, – глаза Мунтадира сверкнули из глубины какой-то мрачной неуверенностью. – Не придумывай лишнего, Ализейд. Мне не нравится этот взгляд.

– Какой взгляд? О чем ты?

– Ты знаешь, о чем я. Ты бросил своего потенциального убийцу в озеро и, рискуя жизнью, решил замести все следы того, что произошло на стене. Конец истории. Джамшид ничего не расскажет. Я попросил его об этом… и в отличие от некоторых, он меня не обманывает.

Али опешил.

– Думаешь, я желаю ему вреда? – Он понизил голос, заметив любопытствующий взгляд сновавшего поблизости слуги – хоть они и говорили по-гезирийски, но ссору ни на каком языке ни с чем не спутать. – Господи, Диру, ты правда думаешь, что я могу убить джинна, который спас мне жизнь? Ты думаешь, я способен на такое?