— Сюда, пожалуйста.

Больше никаких приемных или других пациенток. Она встретится с руководителем этого источника жизни. Разумно ли было раскрывать свои карты? Ведь теперь они могут установить все данные о ней… выяснить, что она из себя представляет… Выбора у Минны не оставалось, а внутренний голос ее успокаивал. Она с успехом выполняет взятую на себя задачу: проникнуть в самое сердце этого заведения, просочиться внутрь механизма…

Наконец медсестра распахнула двойную дверь, одна из которых была обита кожей. Минна оказалась нос к носу с последним человеком, которого ожидала здесь увидеть. Хотя, если подумать, не так уж это удивительно…

Эрнст Менгерхаузен стоял в глубине кабинета перед застекленной дверью, выходящей на балкон, расположенный вровень с садом. В солнечной взвеси его профиль вырисовывался как вывеска из кованого металла: маленький пузатый человечек с рыжей шевелюрой, курящий трубку с длинным резным чубуком.

Секунду спустя медсестра испарилась, оставив Минну одну в кабинете с лакированной мебелью точь-в-точь как в каком-нибудь бюро нотариуса XIX века, пока эта сволочь курила, важно задрав нос.

У нее мелькнула мысль: убить гада немедленно. Воспользоваться моментом, когда они одни, чтобы раз и навсегда избавить мир от подобной мрази. Выколоть ему глаз перьевой ручкой или воткнуть нож для бумаг в горло…

— Что вы ищете? — поинтересовался он, возвращаясь с трубкой в зубах к письменному столу, а предварительно закрыв дверь на балкон. — Скальпель? Пистолет?

Менгерхаузен от души рассмеялся и уселся за стол. Он походил на одну из традиционных картинок, которые можно купить в сувенирных лавках Баварии. Ему не хватало только Lederhose[156].

— Присаживайтесь, фройляйн фон Хассель. И не устраивайте тут мелодрам. Возможно, вас привела сюда жажда мести или какая-то другая причина. В любом случае имеет смысл немного побеседовать.

Минне показалось, что ее тело вдруг стало совершенно бесплотным, и она опустилась на стул.

— Не знаю, искали ли вы меня специально, но вы явно удивились, увидев меня здесь, в месте, не имеющем ничего общего с обстоятельствами нашей первой встречи.

Минна молчала.

— Могу вернуть вам комплимент: я тоже удивлен, — добавил он, уставив на нее свою длинную трубку, будто хотел мягко ее пожурить.

Она вспомнила, как он заявил, что вырезал трубку из бедренной кости французского солдата. «Шучу, конечно», — тут же оговорился он. Как бы не так.

— Я все вам объясню, — продолжил он примирительным тоном, — и надеюсь на ответную любезность с вашей стороны.

Минна не выдержала:

— Как вы могли сжечь мою клинику?

— Каждый поступок имеет свои последствия.

— Какой поступок?

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Все это дело выходит далеко за пределы вашей власти, да и моей тоже. Речь не о нас, фройляйн. Речь о рейхе. О Тысячелетнем рейхе, вы понимаете?

— Не вижу связи. Зачем убивать моих пациентов?

Он встал и принялся задумчиво расхаживать, сопровождая каждый шаг клубами дыма.

— Евгеника — очень давняя концепция. Соединенные Штаты с начала века применяют ее на практике. — Он повернулся к Минне. — Знаете, существуют две разновидности альтруизма — одна срабатывает на короткий срок, другая, истинная, мыслит долгосрочно. Легко пожалеть изуродованных, слабых, уязвимых. Но вот защищать их — является ли это актом милосердия и гуманности? Разве любить ближнего не означает думать о его будущем, делать все возможное, чтобы человеческие существа вместе двигались к оздоровленному благоденствию, без дефектов и уродств?

Минна изо всех сил сжимала колени и еще крепче зубы.

— Я слышала весь ваш вздор про «недочеловеков», «безнадежных калек» и «лишние рты»… — удалось ей наконец ответить. — Вы рассматриваете человечество как склад быстропортящейся продукции.

Он воздел руки в знак бессилия:

— Вы мне задали вопрос, я ответил.

— Зачем было их сжигать?

— Вообще-то, мы выступаем за более мягкие методы. Совершенно не в наших интересах идти на такие демонстративные меры. Но опять-таки вы сами нас спровоцировали.

— Я?

— Ваш эмиссар, Бивен.

Минна прикусила губу.

— Вам не о чем сожалеть, — поспешил утешить он. — Ваши пациенты были так или иначе обречены. Мы предполагали в самом скором времени перевезти их в Графенек.

— От вашего цинизма я… немею.

Он хохотнул, почти кашлянул, между двумя затяжками.

— Ладно, ладно, мы же разговариваем как врач с врачом. Наш план уже вступил в действие. Вам не остается ничего другого, кроме как смириться. В доказательство наших добрых намерений мы сейчас поддерживаем версию «случайного возгорания» в Брангбо. Вас никто не тронет. Мы также письменно известили родных и близких ваших пациентов.

— Откуда вы взяли их имена?

— Из ваших архивов. Мы их изъяли до того… как со всем покончить. Мы же не какие-нибудь неотесанные животные. Каждая семья должна быть извещена. Немецкий народ никогда не допустит, чтобы им манипулировали.

Нет никакого смысла разговаривать с этим человеком и тем более давать волю чувствам в его присутствии. Все равно что пытаться урезонить бункер или смягчить пулемет.

— Что вы здесь делаете? — в крайнем раздражении бросила она.

— Хороший вопрос, — улыбнулся он, — я вам его верну в ближайшее время. Не скажу ничего нового, напомнив, что нацизм не политическая программа, а биологический проект. Наш фюрер желает укрепить Германию, это да, но он также желает укрепить самих немцев. У нашего народа есть предназначение. И пора дать ему возможность это предназначение исполнить.

Рассеянным жестом он начал постукивать трубкой о пепельницу, потом принялся вычищать скальпелем содержимое чаши.

— У этой программы есть два аспекта. Один, к несчастью, основан на ликвидации. Прежде чем усилить народ, необходимо его очистить, выделив лучшую часть. Когда я хочу, чтобы меня правильно поняли, то всегда привожу в пример дерево. Садовник-любитель считает, что любит природу, трепетно ухаживая за дубом, который возвышается на его крошечном участке земли. Но настоящий садовник прекрасно знает, что следует без колебаний отрубать больные ветки, даже если поначалу это обезобразит дерево, потому что таково условие его дальнейшего благополучного роста.

Пока человечек нес свой бред, Минна размышляла: здесь или в одном из соседних кабинетов находятся интересующие ее досье — оплодотворенные женщины, производители. Вернуться. Обыскать. Найти. Когда? Этой ночью?..