– Я же как лучше хочу!

Джейк не ответил. Расплатился с кузнецом, запряг свое чудовище, все ему там как следует проверил, подергал, и, убедившись, что и упряжь, и Злыдень в полном порядке, вернулся на козлы.

– А так всегда получается, – сказал он. – Хочешь как лучше, а выходит…

– …а выходит, как хуже нельзя!

– Хуже можно. Всегда можно еще хуже.

– Вот поэтому ты и должен знать, как все обстоит на самом деле!

Д.Э. невнятно промычал.

– Чего? – переспросил М.Р., забираясь в катафалк.

– Развел, говорю, панихиду на ровном месте!

– Я? – Дюк аж прижал к груди руки. – Панихиду? На ровном…

Он задохнулся от обиды.

– На ровном, значит, месте?

– Ну, а кто, я, что ли? – фыркнул Джейк. – Я вообще был бы спокоен, как надгробие, если бы…

– На ровном, значит, месте? – компаньон от злости плевался, как чайник.

– Ой, ну тебя! – Джейк схватился за голову. – Дурак.

– Я еще и дурак?

Д.Э. молча отвернулся.

– Ну, и пожалуйста, – сказал М.Р.

Пошарил в карманах, захватил пиджак, протиснулся мимо компаньона, и спрыгнул на ходу.

– Скатертью дорога! – раздалось вслед.

Дюк молча продолжать шагать по дороге. Шел, шел в летних сумерках, злясь еще больше от того, что пахло зеленью и на закатном небе расплывались в томной дымке золотые и красные разводы, и что у некоторых совсем нет мозгов. Потом резко свернул и стал спускаться к реке.

Наверху прошлепали копыта. Зашуршала трава.

– Как нагуляешься, скажешь, ладно? – Д.Э. нагнулся ополоснуть пыльную физиономию.

– Пить ужасно хочется, – невпопад отозвался М.Р. и зачерпнул еще водички. – Что-то я, как та половина лошади Мюнхгаузена, полреки уже высосал, а только хуже жажда. По-моему, у меня изжога.

Дюк спохватился, что говорить этого не собирался – еще опять чем-нибудь назовут, и повернулся к компаньону. Но тот только пожал плечами.

– Ты бы больше пирожных всухомятку тер, еще и не то будет.

– Это кто говорит? Кто этот человек? Тот, кто сожрал пирожных больше меня?

– Так изжога-то у тебя!

– Вот я и говорю! Нет на свете справедливости!

– Тоже мне, открытие.

Джейк поднял какую-то палку, сломал ее об колено и теперь старался поджечь.

– А вы, сэр, что, собственно, делаете? – поинтересовался Дюк.

– Пытаюсь добыть для вас кусок угля.

– Зачем?

– От изжоги.

– Что, опять Фенимор Купер?

– Нет, Роз. Наша горничная. Эй? Куда!

– Голова что-то болит.

* * *

Была ночь. Д.Э. Саммерс перестал рыться в мешке с добром и приполз к компаньону.

– Нос. Сэр, я нашел нос! Настоящий нос!

Папье-маше пахло персидским порошком от клопов, и резинки у него не было, и пришлось сначала вытряхнуть из него мышиное дерьмо, но все равно Джейк был рад.

– Ну, как? Правда, смешно? А давайте, сэр, это будет нос Тихо Браге? Вы как думаете, кто он такой?

– Датский астроном, – еле слышно прошептал Дюк.

– Страшно знаменитый, конечно?

– Угу.

– Потерял нос на дуэли?

– Угу.

Дюк повернулся задом и накрыл голову пиджаком.

У Д.Э. Саммерса не было ни малейшего соображения, что делать с парнем, у которого руки ледяные, спина мокрая, лоб, как раскаленная печка, самого трясет, а через минуту он сбрасывает с себя куртку, вторую куртку, одеяло с «Майфлаэура», плед сэра Генри Вудстока, безымянную скатерть, джутовый мешок, и вот уже снова стучит зубами.

– Прости, друг, – Джейк выбрался на козлы. – Спать тебе сегодня не придется. Пошел! Пошел!

– Мне нужен доктор Браун, мэм.

– Проходите, пожалуйста. Доктор сейчас придет.

– Мэм, это не мне.

Медицинская сестра окинула ночного визитера удивленным взглядом.

Д.Э. Саммерс перевел дыхание и моргнул подбитым глазом. Еще была здоровая кровотачащая ссадина на подбородке: нежданная встреча с «Шафферс Лилипут Ревью». Он ушел бы запросто – но впереди была железная дорога, совсем рядом свистнуло, ударило дымом, Злыдень шарахнулся от гудка – и перебраться на ту сторону катафалк не успел.

– Ваши ссадины нужно обработать.

– Нет, мэм, не нужно.

– Да что с вами такое? – поразилась сестра и только тут обратила внимание, что лошадь, запряженная в катафалк, загнана и дрожит. – Что-то произошло?

«Схватка Гулливера с лилипутами», – хотел съязвить искатель приключений, но смолчал. Он вообще предпочел бы не распространятьcя об этой истории. Пока лилипуты, числом человек десять, как ни в чем ни бывало возвращались по местам, а искатель приключений выплевывал дорожную пыль, загребая пальцами камушки на дороге, и хватал ртом воздух, говнюк директор потрошил карманы лежащего без движения М.Р.

– Не подумай плохого, сынок, – сказал он Д.Э. своим противным голосом, и засунул деньги в нагрудный карман. – Небольшая компенсация ущерба. Бизнес, дорогуша, просто бизнес.

И лилипут скрылся в головном фургоне. Клоуны в жилетах, под которыми не было рубашек, глотнули из фляжки, которую достал из кармана Пом.

– Порядочек, – цирковым голосом пропищал Пим.

– Ага, порядочек, – басом отозвался его коллега.

Они побросали окурки и тоже скрылись.

* * *

Сестра посмотрела Д.Э. в глаза. Или, если быть точным, в глаз: посмотреть в оба у нее не было возможности.

– Вам придется его перенести, – говорил доктор Браун, направляясь к катафалку. – Что… э-э… что стряслось с вами?

– Ничего, – пробормотал искатель приключений, гадая, точно ли доктор его не помнит или делает вид из вежливости. – Правда, ничего.

Доктор указал тростью на «Передвижной музей-аукцион», получил утвердительный кивок и, не спрашивая более ничего, полез внутрь.

М.Р. метался по одеялу. Лицо его так покраснело, что казалось при свете «летучей мыши» коричневым. У Д.Э. окаменели ноги: когда он пять минут назад выскакивал из фургона, этого кашля с свистящим хрипом из глубины души у компаньона еще не было. Он уже примеривался, как половчее того поднять, но доктор Браун махнул рукой: не надо.