Никто более полно не запечатлел этот процесс культурной ассимиляции, как караханидский философ, поэт и государственный служащий Юсуф Баласагуни, автор дидактической поэмы для правителей под названием «Благодатное знание»[883]. Он завершил эту книгу к 1069 году, через три года после того, как Махмуд аль-Кашгари начал писать свой «Сборник». Великое достижение Юсуфа Баласагуни состояло в том, что он оформил и упорядочил устный тюркский язык, сделал его литературным, а затем использовал для написания более 200 страниц стихов на тему, хорошо знакомую любому образованному персу или арабу, – советы для правителей. Эта работа представляла собой практически идеальное слияние двух культур.

Сюжет произведения Баласагуни можно легко пересказать вкратце. Честолюбивый молодой человек прибывает ко двору хана как раз в тот момент, когда тот находится в поисках нового визиря. Юноша получает эту работу, блестяще справляется с ней, обзаводится семьей и проводит долгие часы в философских дискуссиях со своим правителем, но потом внезапно умирает. Правитель принимает на себя обязанность по воспитанию несовершеннолетнего сына визиря, который, в конце концов, вырастает и занимает должность своего отца, начинает участвовать в дискуссиях, предлагая советы своему правителю как по практическим, так и по философским темам. Восхищенный правитель наделяет нового визиря обширными полномочиями. Понимая, что советник нуждается в поддержке, он предлагает ему нанять себе помощника. Визирь обращается к своему брату, уехавшему из города, чтобы стать отшельником. Но брат визиря отклоняет два письма от правителя и соглашается на встречу лишь после обещания, что после этого он вернется к своей жизни в горах. Вскоре отшельник умирает. Визирь рассматривает возможность последовать за своим братом, чтобы тоже стать отшельником. Но на смертном одре отшельник напомнил брату о его долге перед правителем, и визирь возвращается к своим официальным обязанностям, теперь стараясь еще более, чем прежде, делать добро людям.

«Благодатное знание» Баласагуни – это текст, написанный в традиции персидских и арабских specula principum («зерцало для правителей» – дидактических трактатов для принцев и других представителей знати). Сюжет книги – лишь повод, чтобы поговорить об этических, политических и религиозных темах. Так, правитель по прозвищу Восходящее Солнце символизирует справедливость, поскольку солнце постоянно и надежно. Первый визирь по прозвищу Полная Луна представляет собой изменчивую фортуну, так как луна может нарастать и убывать. Второй визирь – Достохвальный – мудрый и практичный, дает детальные (и зачастую банальные) советы о том, как правитель должен обращаться с каждым, вплоть до виночерпиев и нищих. Есть и отшельник, Недремлющий, он, как суфий или буддийский монах, пробудил свою душу для вечности.

Баласагуни описывает сложное взаимодействие аллегорических персонажей в стихах, используя рифмованные двустишия с равным количеством слогов, размер которых он позаимствовал из «Шахнаме» Фирдоуси и впервые применил к тюркскому языку. В этом смысле Баласагуни был новатором, он сделал для тюркских языков то, что потом Чосер сделает для английского, Данте – для итальянского, а Лютер – для немецкого.

Это произведение построено на противопоставлении. Правитель находится на одной стороне, а все остальные персонажи, которых он нанимает или пытается нанять, – на другой. Если рассматривать произведение в таком ключе, то оно предстает перед нами как руководство по управлению человеческими ресурсами XI века. Но настоящий контраст проявляется между двумя героями: визирем и отшельником. Роберт Данкофф, переводчик Баласагуни и аль-Кашгари, смотрит на это противостояние как на конфликт между общественным и личным[884].

Баласагуни представляет визиря в качестве единственной опоры правителя, а следовательно, и общества. Да, есть знать, войско, религиозное право, но ничто из этого не обеспечивает обществу мир и безопасность. Только наличие опытного и энергичного визиря позволит хану эффективно править, а обществу процветать.

Ему резко противопоставлен отшельник, который живет вне общества. Юсуф Баласагуни очень старается представить этого сложного, отрешившегося от всего земного человека в положительном свете. Отшельник – это суфий, стремящийся очистить свою душу, чтобы воспринимать божественный свет. Но он далек от экстатизма и стремления к свету через поэзию и песни. Недремлющий – это угрюмый нигилист, для которого все земные радости являются притворством. «Дети – это враги, – говорит он, – отца нужно жалеть, поскольку его пища – это яд». И еще: «Когда сердце друга разбито, он становится тайным врагом». Или: «Когда Адам согрешил, Бог сделал этот мир тюрьмой в качестве наказания». Против всего перечисленного его брат выдвигает разумные аргументы. А правитель в качестве ответного удара использует обвинение в том, что, живя в отрешении, он жаждет награды за это, тем самым впадая в грех гордыни[885].

Роль Недремлющего заключается не в защите другого видения жизни: он выступает в качестве соперника своего брата-визиря и правителя. Подстрекаемый Недремлющим, визирь снова и снова вовлекается в сложные и запутанные земные дела, отстаивает свое право делать добро[886]. В конце Достохвальный, любящий то, что его брат так рьяно отрицает, берет верх. В то самое время, когда суфизм начал распространяться по тюркскому миру, словно реакция на затухающую общественную жизнь, «Благодатное знание» представляет собой гражданское воззвание, в котором город «побеждает» грот отшельника[887]. Несмотря на это, ни один из других спорящих не превосходит Недремлющего в его искренней страсти. Другие персонажи говорят разумом, а голос отшельника идет из самых недр души. Этот факт вводит любопытный элемент двусмысленности в произведение.

Два раза Юсуф Баласагуни обращается напрямую к читателю. В обоих случаях его голос решительно мрачный. Первый момент – это введение, где он пространно говорит о стремительном наступлении старости:

Второй момент: Баласагуни вставил в книгу две короткие оды. Первая ода – «Сожаления о прошедшей молодости и о старости». Вторая – «О порочности времен и неверности друзей» – горькие мысли о времени, в котором он жил, когда «сердца и языки были двуличными», не было «истинных соседей», «родственники вели себя как незнакомцы», «кого бы я к себе близко ни подпускал, оказывался врагом, подобным самому дьяволу».