Поскольку состояние ионосферы, как и состояние атмосферы, расположенной под ней, в конечном счете зависит от Солнца, здесь также есть своя погода. В периоды солнечных возмущений ионосфера во всепланетном масштабе бомбардируется потоками заряженных частиц, и под влиянием магнитного поля Земли в ней образуются ловушки и завихрения. Тогда она перестает быть невидимкой, обнаруживая себя в одном из самых величественных явлений природы — в зыбких полотнищах северного сияния, освещающего призрачным светом полярные ночи.

Даже сегодня мы еще не полностью разобрались в процессах, происходящих в ионосфере. И одна из причин, по которым изучение ионосферы оказывается делом далеко не простым, состоит в том, что наши приборы, размешенные на ракетах и спутниках, проносятся сквозь нее на скоростях порядка тысяч километров в час; нам никогда еще не удавалось остановиться, чтобы провести наблюдения. Теперь, впервые в истории науки, сооружение орбитальной башни позволит нам создать в ионосфере стационарные обсерватории. Впрочем, не исключено, что башня самим своим появлением изменит какие-то характеристики ионосферы, — хотя высказанное доктором Бикерстаффом предположение, что башня вызовет в ионосфере короткое замыкание, наверняка ошибочно.

Но зачем нам вообще изучать эту околоземную область сегодня, когда она уже не интересует связистов? Делать это нас заставляют не только ее красоты и причуды и не только научная любознательность — состояние ионосферы прямо связано с Солнцем, которое было и остается вершителем наших судеб. Нам известно теперь, что Солнце — отнюдь не стабильная, благонравная звезда, как думали наши предки: его свечение подвержено колебаниям, краткосрочным и долгосрочным. В настоящее время оно все еще накаляется после так называемого минимума Маундера в 1645–1715 годах, и вследствие этого нынешний климат мягче, чем когда бы то ни было, начиная с раннего Средневековья. Но как долго продлится это потепление? Еще важнее другой вопрос: когда начнется поворот к новому минимуму и какое влияние это окажет на погоду, климат и цивилизацию во всех ее аспектах — и не только на нашей, но и на других планетах? Ведь все они дети одного Солнца…

Выдвигаются умозрительные теории, утверждающие, что Солнце вступает сейчас в полосу нестабильности, которая может вызвать наступление нового ледникового периода, более сурового, чем все пережитые Землею в прошлом. Если это так, нам необходимы точные данные, чтобы подготовиться к испытанию. Предупредить человечество за сто лет до похолодания — и то, пожалуй, окажется слишком поздно.

Ионосфера помогла природе создать нас; с нее началась революция в области связи; от нее, не исключено, во многом зависит наше будущее. Вот почему надо продолжать изучение этой обширной и неспокойной области, арены взаимодействия солнечных вихрей и электрических полей, края безмолвных ураганов».

Когда Морган видел Дэва в предыдущий раз, тот был совсем еще ребенком. Теперь он стал мальчишкой лет одиннадцати-двенадцати; если так пойдет и дальше, то при следующей встрече племянник окажется взрослым мужчиной.

Инженер испытал что-то похожее на мимолетное чувство вины. Семейные связи за последние два столетия неуклонно слабели, и у него с сестрой не было, в сущности, ничего общего, кроме генетической близости. Они обменивались поздравлениями, иногда, не более пяти-шести раз в году, беседовали о разных житейских пустяках и вообще поддерживали прекрасные отношения, но, если по совести, он не мог бы припомнить, когда и где виделся с ней воочию.

Здороваясь с мальчишкой, энергичным, развитым и, кажется, нисколько не растерявшимся в присутствии своего знаменитого дяди, Морган поймал себя на том, что ощущает не лишенную горечи зависть. У него не было сына, преемника родового имени; немногим из людей, добившихся по-настоящему заметных успехов, удавалось избежать тягостного выбора между работой и радостями семейной жизни, и он сделал такой выбор давным-давно. Трижды — не считая связи с Ингрид — судьба предлагала ему создать семью, и трижды случай, а может, честолюбие рассудили иначе.

Он заранее знал условия сделки и принял их, и ворчать, что в условиях есть не совсем приятные пункты, набранные петитом, теперь было поздно. Любой дурак способен тасовать генетическую колоду, и во все века большинство не пренебрегало такой возможностью. Считать себя избранником истории или нет, он еще не решил, но ведь немногие сумели бы сравняться с ним в том, что он совершил и еще совершит.

За три часа Дэва познакомили с земным вокзалом орбитального подъемника куда подробнее, чем многих именитых визитеров, что ни день наезжающих сюда пачками. Пройдя по туннелю, ведущему от подножия горы к почти завершенной южной платформе, мальчишка успел осмотреть залы для пассажиров и багажа, центральный пост управления и «поворотный круг» — устройство для перевода капсул, прибывших сверху по западному и восточному рельсам, на южный и северный, которые предназначались для движения снизу вверх, с Земли на орбиту. Со дна ствола, что со временем станет оживленной транспортной магистралью, Дэв долго пытался разглядеть далекое жерло; сотни радиорепортеров, благоговейно снижая голос, сравнивали этот ствол с пушкой, нацеленной на звезды. А вопросы, которыми так и сыпал юный гость, буквально вымотали одного за другим троих гидов, прежде чем последний из них с облегчением передал почемучку его дяде.

— Получай своего постреленка, Вэн, — произнес Уоррен Кингсли, доставивший мальчишку скоростным лифтом на усеченную вершину Шри Канды, — Забери его от меня, пока он еще не заявил претензий на мое место.

— Я и не знал, что ты увлекаешься инженерным делом, Дэв.

Тот ответил взглядом, преисполненным обиды — и отчасти удивления.

— Ты что, дядя, не помнишь, какой великолепный конструкторский набор подарил мне к десятилетию?

— Да, конечно, конечно. Я пошутил. — Честно сказать, Морган не то чтобы забыл про этот набор, но просто в нужную минуту не вспомнил о нем. — Тебе здесь не холодно?

Не в пример плотно закутанным взрослым, Дэв отказался даже от обычного легкого термоплаща.

— Нет, спасибо. Что это за самолет? Скоро вы откроете шахту? Можно потрогать ленты?

— Понял, что я имел в виду? — усмехнулся Кингсли.

— Отвечаю на первый вопрос: это личный самолет шейха Абдуллы — он прислал сюда своего сына Фейсала. На второй: шахта будет закрыта до тех пор, пока башня не достигнет вершины — крышка нужна как рабочая площадка и для защиты от дождя. На третий: можешь потрогать ленты, если тебе хочется… Да не беги же ты — бегать на такой высоте вредно!..

— Даже когда тебе двенадцать? — бросил Кингсли, провожая взглядом быстро удаляющуюся спину Дэва.

Спустя какое-то время они нагнали его у якоря на западном склоне горы. Мальчишка, как и многие тысячи побывавших здесь до него, с недоверием воззрился на тонкую тусклосерую ленту, которая вырывалась из земли и взмывала вертикально в небо. Дэв скользнул по ней глазами — вверх, вверх, пока голова не запрокинулась до предела. Морган и Кингсли не стали следовать его примеру, несмотря на отчетливое, не преодоленное за столько лет искушение. Не стали они и предупреждать любознательного мальчугана, что для иных посетителей подобный опыт заканчивался головокружением и обмороком — потом они не могли даже отойти от ленты без посторонней помощи.