Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не слушай его. Он сумасшедший.
— Да, я сумасшедший, — так сказал Фрисс. Но он обещал мне свободу, если я задержу войско… Скажи, — обратился он вдруг к державшему его солдату, — Скажи, ты не знаешь, где сейчас мой брат Крисс?
Солдат оглянулся на десятника, командовавшего казнью. Десятник хотел отмахнуться, но передумал. Поставил ногу на положенное на землю запасное седло, предназначенное для казни:
— Какое тебе дело до Крисса? Он верно служил нашему царю…
Ибрисс сделал хитрое лицо:
— Да, Крисс очень умный. Самый умный из нас троих. Гораздо, гораздо умнее Фрисса!
Десятник неопределенно хмыкнул и сказал молодому солдату:
— Что стоишь? Позови-ка сотника, а еще лучше — кого-нибудь из штабных.
Каррах вскоре вернулся — для этого ему пришлось вновь остановить колонну и он был очень недоволен задержкой.
— Ну, так что же ты знаешь про Крисса? — спросил Каррах, удерживая разгоряченного скачкой коня.
— Крисс? Крисс — мой младший брат. Каласса сказала, вот придет Крисс, и прогонит Фрисса, и выпустит нас из темницы.
Каррах молча смотрел сверху вниз на Ибрисса. Наконец медленно проговорил:
— Колодку ему на шею — и на одну цепь с киаттцами!.. Кто-то очень хочет, чтобы мы штурмовали Оро.
Повернулся к ординарцу:
— И, кажется, мы его будем штурмовать… Объявить привал.
Тысячников ко мне!
Тишина висела над тысячами шатров, раскинутых у слияния Тобарры и Алаамбы. Стада отвели дальше по долине, чтобы блеянье и мычание не нарушали великого молчания.
Ибо Богда умер.
Об этом сообщил военачальникам Ар-Угай, который просидел всю ночь у изголовья каана, пытаясь понять и расслышать последнюю волю Богды.
Ар-Угай вышел из шатра перед самым рассветом. Подошел к костру, вокруг которого сидели военачальники. Они ничего не спросили, и он ничего не сказал.
Посидел у огня, глядя в язычки пламени, прыгавшие вверх, и исчезавшие в черном небе, на котором тускло сияла Горсть Алмазов.
А потом он велел рабам отнести его за пределы лагеря, в поле — туда, где ночами великий каан говорил с Сидящими у Рва.
Ар-Угай тоже велел выкопать ров, и сжечь в нем жертвенных ягнят.
Когда он вернулся, горная цепь на востоке проступила во тьме, а вершины на западе стали розовыми. Он сел в круг и сказал:
— У великого каана не было сыновей. Все время рождались дочери. Как поступали с ними?
— Их убивали! — проблеял младший брат Богды Угда, счастливо хлопая глазами. Он только что выпил перебродившего кумыса и был счастлив. Как обычно в счастливые моменты, он пустил слюну, и подбородок блестел; впрочем, все лицо его лоснилось и было красным — от света костра.
— Да, их убивали, — сказал Ар-Угай, покосившись на Угду. — Сажали на диких кобылиц. Бросали в Тобарру. Или под ноги мчавшимся коням. Но одну из них украли те белые люди, что живут на острове в устье Тобарры.
— Те, что молятся двум перекрещенным палкам, — сказал Шаат-туур. — Говорят, они приплыли когда-то с запада, и поселились на острове. Сначала они ходили по стойбищам, обращая в свою веру хуссарабов. Но потом великий Богда решил, что вера их вредна. Монахов стали ловить и сажать на кол — и они спрятались в своем каменном доме на острове.
— Ты многое помнишь, Шаат-туур, — кивнул Ар-Угай. — Ты самый старый из нас. А не помнишь ли ты, что было дальше с дочерью великого каана?
— Нет, Ар-Угай. Туда был послан отряд Урзы-шара. Он осадил монастырь и держал осаду много дней и ночей. А потом направил воды Тобарры на остров. Вода подмыла стену, стена рухнула.
Воины ворвались в монастырь и многих убили. А почему ты спрашиваешь?
Вместо ответа Ар-Угай обернулся к шатру каана и крикнул:
— Аиз!
Старая Аиз будто ждала: сейчас же выбежала из шатра, вытирая покрасневшие от слез впалые глаза.
— Подойди сюда, Аиз. Расскажи нам о своей дочке, которую украли белые монахи.
Аиз вошла в круг, сложила руки под обвислой грудью и сказала:
— Наша дочь Айгуз уплыла. Так мне сказал потом Урза, когда вернулся из похода. Перед тем, как наши воины ворвались в монастырь, кто-то из них взял нашу крошку и бежал с острова на плоту. Плот унесло далеко в море, и с тех пор никто не видел его.
— Ты слышал об этом, Шаат-туур? — спросил Ар-Угай.
Шаат-туур погладил длинную редкую бороду.
— Я кое-что слышал, да.
— Что ты хочешь сказать, Ар-Угай? — набычился Камда. — Что Айгуз жива?
Темники, как по команде, зацокали языками и закачали головами.
Лишь Кангур-Орел не двинулся:
— Ар-Угай прав. Айгуз жива. Давным-давно в Аххуме служит нам человек по имени Хуар-Раго. Он рассказал мне, что двадцать четыре года назад в городе Кей-ту выловили плот. На нем нашли умирающего монаха и девочку-сосунка.
Темники заволновались.
— Эту девочку аххумский царь взял себе в дочери. Она выросла и стала женой Аххага-царя — того, который завоевал Равнину.
— А великий Богда знал об этом? — спросил Камда.
— Знал, — ответил Ар-Угай. — И я тоже знал.
Темники загомонили все разом, но Камда перекрыл шум:
— Как ее зовут?
— Монахи назвали ее Домел-Ла, что означало «маленькая госпожа». Сейчас она в Нуанне — том городе, где аххумы остановили войска.
Аиз ушла, и курул продолжался. Темники продолжали сидеть у костра, то переговариваясь, то надолго умолкая. Вокруг было по — прежнему тихо, казалось, что весь лагерь опустел, хотя это было не так.
Наконец Ар-Угай встал, подошел к Угде, и опустился перед ним на колени. Угда, сладко спавший, свесив голову на пухлую грудь, проснулся и в недоумении захлопал глазами.
— Теперь, по закону Тамды, ты — наш великий каан!
Все темники сделали то же самое — пали ниц к ногам Угды, который испуганно втянул голову в плечи.
— Ты наш каан, и будешь править нами. С нашей помощью, — добавил Ар-Угай, поднимаясь с колен. — Но войска поведет дочь Богды Айгуз, ибо такова воля тех, кто повелевает всеми нами…
Ты согласен, великий каан?
Угда повертел головой, одышливо сопя. Почмокал, сунув палец в рот. И наконец кивнул.
Но внезапно вскочил Кангур, и лицо его было темным от гнева.
— Не бывало в степи, чтобы войско в поход вела женщина! — сказал он. — Не бывало в степи, чтобы великий каан не владел собой!..
— Не бывало, — согласно кивнул Ар-Угай. — Но будет.