Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У вас остается Тир, порт, который находится сейчас в руках сеньора де Монферра, — сказал он Ги. — Так что вам никто не помешает отплыть оттуда вместе с королевой, вашей прекрасной супругой...
«Король» пообещал Саладину все, чего тому хотелось, и, может быть, сдержал бы слово, если бы не его жена и не его брат. Оба знали, что представляет собой древний финикийский город: неприступная крепость у бескрайних морских просторов. Почему бы не начать отвоевывать свои земли отсюда? Может быть, утрата Святых мест заставит, наконец, встряхнуться эгоистичных и бездеятельных государей Европы?
Они двигались в сторону побережья, и головы их были переполнены мечтами.
А вот Конрад де Монферра в Тире мечтаниям не предавался, это было не в его привычках. Зато он вовсю наслаждался настоящим, которое, как ему казалось, обещало многое; он только что заставил отступить Саладина и получил превосходное известие: человека, которого он опасался, боясь, как бы тот не встал между ним и властью над королевством франков, уже не было в живых. И действительно, в самом конце года Раймунд III Триполитанский умер от плеврита, усугубленного горем и состоянием подавленности, в котором он пребывал с тех пор, как вырвался из хаттинского ада. Его преемником стал сын бездарного Бодуэна III Антиохийского, которому было не выстоять против Саладина, даже если предположить, что он испытает желание помериться с ним силами.
Стало быть, все шло как нельзя лучше; но вот однажды вечером, когда Монферра играл в шахматы со своим другом Акви, снаружи затрубили трубы, и тотчас ему доложили, что король и королева Иерусалима желают войти в «свой добрый город Тир».
Маркиз приподнял брови над глазами, в которых засветилась злобная насмешка:
— А что, в Иерусалиме еще существуют король и королева? Откуда же они явились, если еще не знают, что они теперь никто?
Однако невозможно было заставлять их ждать у ворот. Если бы там был только Ги, Конрад, скорее всего, не пошевелился бы, поскольку репутация у короля была — хуже не придумаешь; но Ги сопровождала Сибилла, которая прежде доводилась Монферра невесткой, и с эти приходилось считаться. Так что пришлось ему отложить недоигранную партию и отправиться на барбакан. Оттуда, выглянув через бойницу, он различил в легкой вечерней дымке небольшую группу всадников, в центре которой двигалась самая красивая пара, какую ему когда-либо доводилось видеть: светлое видение, сотканное из золота и лазури. Но, если он взглядом знатока оценил красоту Сибиллы и залюбовался ею, такой прелестной в бархатной, подбитой мехом одежде, верхом на белом иноходце, то красота ее мужа оставила его совершенно равнодушным. Прекрасное лицо Ги и его высокий рост, возможно, и делали его внешность поистине королевской, но дальше внешности дело не шло.
— Приветствую вас, благородная дама, и вас, мессир! Могу ли я узнать, чего вы хотите?
— Я — Ги, король Иерусалима, а это — королева, моя супруга. Мы хотим войти в этот принадлежащий нам город. Опустите же мост!
— Этот город — ваш? И как вы собираетесь с ним поступить? Впустите сюда следом за вами Саладина, как было в Аскалоне и других местах? Никогда я на такое не соглашусь! Тир — мой, потому что я взял его и спас от бедствия, подобного тому, какое постигло Иерусалим. Я не впущу вас в город.
К Ги подъехал другой всадник и остановился рядом с ним.
— Я — Амори де Лузиньян, коннетабль королевства. Я требую от вас, маркиз де Монферра, чтобы вы приняли короля и королеву Иерусалима! Это — ваш долг!
— Иерусалимского королевства уже не существует, так что нет больше ни короля, ни коннетабля. Возвращайтесь туда, откуда пришли! И храни вас Бог... если у Него еще не пропало такое желание!
И Конрад, насмешливо поклонившись, скрылся за зубцом стены, предоставив своим взбешенным и растерянным вечерним посетителям снова тронуться в путь и направиться к северу, в сторону Триполи, где они надеялись найти убежище. Их вечный враг, граф Раймунд, покинул этот мир, а с его преемником договориться было куда проще, он всегда готов был принять пополнение, хотя бы даже и слабое, поскольку Саладин начал проявлять себя настоящим захватчиком. Когда появится Фридрих Барбаросса со своим войском, может быть, и неплохо будет, если рядом окажется король, коронованный в храме Гроба Господня. Ги большим умом не отличался, но он никогда не забывал о том, что Монферра был племянником императора.
Стало быть, повседневная жизнь в Тире снова входила в колею, и все с нетерпением ждали Барбароссу. Монферра коротал время, снова и снова укрепляя оборонительные сооружения города, население которого все продолжало увеличиваться благодаря прибытию рыцарей и даже баронов, бежавших из мусульманских тюрем или просто отпущенных султаном, который поступал так в тех случаях, когда личность пленного казалась ему способствующей расколу в стане противника и раздорам между Конрадом и Ги. Вот так и получилось, что однажды по большому подъемному мосту в город въехал бывший сенешаль королевства и последний правитель Акры Жослен де Куртене.
Тибо не сразу узнал о его появлении, потому что в самый момент прибытия отца его не было в замке, Монферра поручил ему присматривать в порту за ходом работ по укреплению одной из башен, между которыми тянулась цепь. Ему сообщил об этом Жан д'Арсуф, посланный Балианом.
— Господину Балиану известно, что вы очень озлоблены и враждебно настроены против этого человека, но он просит вас хотя бы на время сдержать свои чувства. Похоже, этот человек сильно настрадался в плену: у него все лицо изранено, и он не снимает шелкового капюшона, под которым скрывает страшные ожоги на голове...
— И где же он мог их заполучить? Его плен продлился совсем недолго после того, как он, даже не вынув меча из ножен, отдал ключи от Акры! Кроме того, Саладин не подвергает своих высокородных пленников жестокому обращению, потому что надеется получить за них хороший выкуп. Хотя в этом случае я не представляю, кто мог бы его заплатить, и султан проявил великодушие по отношению к человеку, которого он должен презирать...
Тибо не стал уже
