Цзэмин принес в небольшой миске последнюю горсть риса, приправленную кусочками яблок и груш.

Поблагодарив севшего рядом мальчика, Лю Синь негромко произнес:

– Его нужно разбудить, он должен поесть. В тот… день я не видел, чтобы Ван Цзянь притрагивался к еде, да и вообще неизвестно, когда он ел в последний раз.

Сяо Вэнь переглянулся с сидящим у костра Гу Юшэном и вновь отвернулся.

В тот единственный день, когда Ван Цзянь пришел в себя и смог говорить, он поведал всю правду о том, что случилось. Сяо Вэнь сглотнул, посмотрел на белоснежный меч, лежащий на плаще Лю Синя, и вновь перевел взгляд на юношу.

– Ты тоже должен набраться сил.

– Я не умираю, со мной все в порядке, – уверенно ответил Лю Синь, даже не посмотрев на лекаря и пропустив его взволнованный тон мимо ушей. Протянув руку, юноша слегка потеребил Ван Цзяня по плечу.

Слабые веки раненого дрогнули, приоткрывая темные глаза, вокруг которых роились тени.

Переведя расфокусированный взгляд на парня, Ван Цзянь дернул уголками губ и попытался сесть. С помощью Пэй Сунлиня ему удалось привстать и опереться на камень.

Невооруженным глазом было видно, насколько ему сейчас больно. Как бы Ван Цзянь ни храбрился, а побороть последствия такой раны попросту не мог.

– Поешьте, – протянул Лю Синь ему миску.

Раненый тяжело сглотнул и попытался приподнять руку. Пэй Сунлинь, видя, как дрожит кисть Ван Цзяня под весом пустой ложки, выхватил ту и зачерпнул кашу, поднося ее к лицу раненого.

– Да ты, нахрен, издеваешься надо мной… – мрачно просипел Ван Цзянь, но, не став спорить, открыл рот.

Лю Синь тихо поговорил с Тан Цзэмином, не собираясь смущать мужчину, и отошел обратно к своему плащу.

Мальчик, сказав, что наберет фруктов, которые росли возле пещеры, вышел наружу.

Привалившись к камню, Лю Синь смотрел на подопечного, боясь оторвать взгляд. Наконец рядом опустился Сяо Вэнь.

– Лю Синь, я…

– Вэнь-гэ, давай оставим все разговоры до возвращения в Яотин, – пресек его попытки Лю Синь. – Сейчас самое важное – выбраться отсюда и вытащить Ван Цзяня. Лотосы так и не появились?

Лекарь отрицательно покачал головой, и юноша на несколько мгновений прикрыл глаза.

Сяо Вэнь, сидя как побитая собака возле хозяина, вновь перевел взгляд на меч.

– Можно? – потянулся он к нему.

Лю Синь кивнул, смотря, как лекарь большим пальцем обнажает лишь цунь стали, проводя по иероглифам у самой рукояти.

Сяо Вэнь вдруг заулыбался.

Меч был сделан из очень редкой стали. Подобно живому существу, слившемуся с душой хозяина, он мог реагировать на происходящее вокруг, считывая эмоции мечника. И если бы Лю Синь таил глубокую обиду на Сяо Вэня, то сталь обожгла бы лекарю пальцы, и это в лучшем случае. Но меч оставался прохладным и не проявлял никаких признаков враждебности.

– Я кое-что покажу тебе, – сказал Сяо Вэнь. – Это не обычный меч. В нем есть толика божественной силы, он создан из сплава горных металлов, которые куют только духи. Смотри. – Взяв Лю Синя за руку, он точным движением чуть надрезал юноше большой палец.

– Эй! – Глядя на выступившие капли крови, Лю Синь не успел больше ничего сказать: лекарь поднес его руку к мечу и провел раненым пальцем по иероглифам.

Символы впитали в себя кровь и чуть засветились, становясь теперь алыми.

В следующее мгновение Сяо Вэнь обнажил весь клинок и провел краем по запястью юноши. Будь это обычный меч, он тут же отсек бы Лю Синю руку. Но на коже не осталось ни следа.

Приподняв брови, Лю Синь растерянно посмотрел на Сяо Вэня.

– Теперь этот меч не сможет навредить тебе, в чьих бы руках он ни оказался.

Лю Синь настороженно провел ладонью по смертоносному острию, чувствуя только гладкость стали и ничего больше. Испустив тихий вздох, он усмехнулся и поднял взгляд на лекаря.

Лю Синь испытывал противоречивые чувства, когда вот так сидел с Сяо Вэнем, как и прежде, слушая рассказы о том, о чем сам даже не догадывался, ловя каждое слово.

Увидев бурю эмоций на лице юноши, Сяо Вэнь поспешно взял его за руку.

– Лю Синь, я не хотел навредить тебе. – Он говорил совсем не о мече, и они оба это понимали. – Гу Юшэн руководствовался не ненавистью или пренебрежением. Он ведь не просто так был уверен, что Тан Цзэмин найдет где спрятаться. Так оно и вышло, верно? – Заметив поджатые губы юноши, лекарь продолжил чуть тише:

– А я пытался остановить тебя, чтобы ты не погиб. Ты бы заблудился в буране и не дожил бы до рассвета. Тан Цзэмин северянин, в отличие от тебя, буря и снега не могут убить его, а вот тебя – запросто. Лю Синь, прости меня… нас, – быстро исправился он. – Мы правда не хотели, чтобы так вышло.

– Я понимаю, – устало выдохнул юноша.

Он и правда понимал, но не мог справиться с обидой. Лю Синь помнил, как его, словно зверя, не выпускали из пещеры, ничего толком не объясняя. Возможно, он и сам был слишком самоуверен и глуп, раз не смог вовремя вспомнить, что Тан Цзэмин не обычный ребенок, а заклинатель и северянин, который не мог заблудиться, а тем более погибнуть в этих горах. Иногда юноша и вовсе забывал, какой силой обладает этот мальчик. С виду Тан Цзэмин ничем не отличался от простых детей, да и с заклинателями Лю Синь близких дел как таковых не имел, не видел их возможностей и силы. Все это было где-то там, не рядом, словно до сих пор жило только на страницах книг. Мужчины смотрели на сложившуюся ситуацию с высоты своего жизненного опыта, тогда как Лю Синь им вовсе не обладал. Пропасть между ними была слишком глубока, и мост через нее, который сгорел в тот день, предстояло отстроить заново, но на это требовалось время.

Сяо Вэнь своими словами уложил первые кирпичи в его основание, и Лю Синь, по природе своей не суровый, не мог не ответить тем же, видя добрые глаза лекаря и раскаяние в них. Однажды они вновь встретятся на этом самом мосту, но не сейчас.

– Я понимаю, Вэнь-гэ, – посмотрел на него Лю Синь, – но простить пока не могу.

Уязвленное тем, как его отключали и приводили в сознание по чужой прихоти, самолюбие юноши все еще бесновалось внутри. В тот день его полностью сокрушили. Он знал, что мужчины поступили так из благих побуждений, но и они должны были понять, что Лю Синь не комнатная зверушка, повинующаяся воле хозяина. Он должен сам принимать решения и не позволять делать это за него кому-то.

– Вы могли просто объяснить мне все в ту ночь, а не манипулировать мной с помощью Цзина и ложной надежды, чтобы я успокоился и просто ждал в пещере, как наивный дурак. Иногда полезно просто говорить, Вэнь-гэ.

Лекарь покивал, опустил голову и вновь поднял лучистые глаза на Лю Синя.

– Ты прав, это наша вина.

Лю Синь хотел сказать что-то еще, но Ван Цзянь зашелся в кашле.

Подскочив с земли, Лю Синь и Сяо Вэнь подошли к раненому. Тот опирался на Пэй Сунлиня, который похлопывал его по спине и что-то ворчал.

Откашлявшись и отпив воды, Ван Цзянь вновь откинулся на камень и перевел хриплое дыхание. На лбу его выступила испарина. Он посмотрел на Лю Синя и приподнял уголки губ в слабой улыбке. Ван Цзянь давно уже хотел поговорить с юношей, но самочувствие позволяло воину приходить в себя только пару раз в день, чтобы принять лекарство, после чего он вновь проваливался в тревожащие его сны о детстве и о том, что он потерял в те дни.

– Главнокомандующий Ван… – начал Лю Синь, но тут же замер, видя, как застекленели глаза раненого. – Что-то не так? – неуверенно спросил юноша.

Ван Цзянь тяжело сглотнул, глядя на него во все глаза. Все в пещере, уловив изменившуюся атмосферу, подошли ближе, внимательно наблюдая за происходящим.

Нервно оглядевшись и несколько раз разомкнув бледные губы, Ван Цзянь вновь повернулся к юноше и прохрипел:

– Почему ты… обращаешься ко мне по званию моего брата?

Лю Синь распахнул глаза. В спину будто вогнали холодный стальной прут.

Цзин, выйдя из-за плеча Гу Юшэна, мягко отодвинул генерала, присел возле Ван Цзяня и внимательно посмотрел на него. Затем взял его за запястье и спросил присущим ему тягучим спокойным тоном: