Ван Цзянь тяжело задышал. Паника, которая отразилась на его лице, должна была вот-вот вылиться наружу, и никто не мог предсказать, что он может совершить.

Раненый дернулся к небольшому бронзовому зеркалу, что лежало неподалеку, но Сяо Вэнь и Пэй Сунлинь бросились наперерез. Они вдвоем едва сумели удержать Ван Цзяня. Еще недавно валявшийся без сознания и едва шевелившийся воин теперь изо всех сил рвался вперед.

Рана на его груди вновь открылась.

– Цзин! – крикнул Сяо Вэнь.

Молниеносным движением руки тот нажал несколько точек на шее Ван Цзяня, погружая его в сон.

– Отойдите все отсюда! – велел Сяо Вэнь, выуживая из своего мешочка иглы и оставшиеся немногочисленные лекарства.

Лю Синь тут же юркнул к своему мешочку, достал травы, которые сорвал для него Тан Цзэмин, и принялся размалывать их и поджигать. Юноша, закатав рукава, помогал лекарю, а тот суетился вокруг раненого, пока Пэй Сунлинь удерживал все еще трепыхавшееся тело за плечи.

Остальные сидели возле огня, чтобы не мешать, а троица все старалась остановить кровотечение и залатать раненого, который этой вспышкой паники свел на нет все предыдущее лечение.

Гу Юшэн курил свою трубку, смотря на Цзина и словно ведя с ним безмолвный диалог. Наконец Сяо Вэнь и Лю Синь окровавленными руками выхватили у них чарки с вином и опрокинули те в себя.

Тан Цзэмин тут же намочил платок и протянул его юноше, который сел рядом с ним у костра.

Все обернулись к Ван Цзяню. Тот вновь спокойно лежал под присмотром Пэй Сунлиня, лицо которого даже в свете огня казалось мертвецки серым.

Цзин и Гу Юшэн подошли чуть ближе, и первый пояснил, внимательно оглядывая Ван Цзяня:

– Тело человека – это нить, что связывает находящиеся в нем три души. Все три после смерти человека обретают свой путь. Есть практики, с помощью которых возможно контролировать их в себе при жизни, поэтому существуют определенные традиции захоронения тела. Если бы воины, погибшие несправедливой смертью, не обретали покой и возвращались мстительными призраками, этот мир утонул бы в крови еще на заре своего создания. Первая душа развеивается после смерти человека, поскольку она является его жизненным началом, но может и остаться на месте некоторое время – паря над телом или переходя в именную надгробную табличку. Поскольку на полях битвы и безымянных могилах таких табличек нет, они могут проникать в безымянные же мечи, поглощая душу стали и занимая ее место. Именно поэтому существует традиция давать мечу имя, чтобы обиженная душа не смогла подавить его и мирно отправлялась на покой, раз иного выбора у нее нет. – Цзин перевел дыхание и продолжил, все так же внимательно смотря на Ван Цзяня: – Вторая душа, тоже имея сознание человека, отправляется на Небеса под покровительство Богов. А третья… разделенная на сознание и чувства, более приближенная к сущности самого человека, отправляется в Демоническое царство, поскольку привязана к земле. Там, когда приходит ее время, она вступает в круг перерождений, живя в Диюе под покровительством демонических князей и царя Ямы.

Когда Цзин замолчал, все вокруг погрузились в раздумья. Опрокинув в себя чарку с вином, мужчина продолжил:

– Поскольку первая душа развеялась, а вторая вознеслась на Небеса, в теле Ван Цзяня осталась лишь третья, и она заблудилась. Если я верно понимаю, то за все те годы сражений и воскрешений души этих людей стали настолько истерзаны, что они не смогли бы самостоятельно найти вход в царство мертвых. Шаньшэнь должны были провести их к Желтой реке. Вероятно, они уже в курсе, что одна душа расщепилась.

Гу Юшэн свел брови:

– Значит, душа Ван Цзяня распалась надвое?

Цзин кивнул.

– Духи восприняли эту душу как почти рассеявшуюся, но одна ее часть не нашла выхода из тела. Что-то раскололо ее, – он покачал головой, – это могло быть сильное желание или… страх. Я полагаю, он хотел спасти своего брата, это и было его заветной мыслью в момент смерти, вследствие чего две их души слились воедино. Та часть Ван Цзяня, которую забрали Шаньшэнь, отправилась в Диюй, а в его тело, перетянутые этим желанием, проникли три души его брата.

Гу Юшэн подошел чуть ближе, глядя на Ван Цзяня.

– Значит, его брат тогда не умер, раз три души еще были в его теле. Он еще дышал, когда оставшийся дух Ван Цзяня призвал их, чтобы защитить брата от смерти. Он чувствовал силу в своем теле и знал, что может выжить.

Пэй Сунлинь, который сидел возле Ван Цзяня спиной к остальным, увидел, как покраснели уголки его глаз и сжалась левая рука на плаще. Раненый изо всех сил пытался дышать ровно и притворялся спящим, чуть отвернув голову к стене, хотя слышал каждое слово.

Цзин продолжил:

– По законам Неба такое вселение противоречит всем правилам. На императорском суде этот акт могут посчитать за насильственный захват тела, но…

Пэй Сунлинь, заметив, как Ван Цзянь судорожно выдохнул, вскочил на ноги, разворачиваясь к мужчинам:

– Слышь, умник, иди со своими догмами к демоновой матери, не сотрясай тут воздух! Эти люди тринадцать лет бились за вашу поганую империю, чтобы последнего из них еще и судили за то, что он выжил?! Остался в живых и остался! Какая к демону разница как! Он не нарушал никаких законов! Вселиться в тело нельзя без применения темных техник, вот за них и судят! – Тяжело дыша, он без страха обрушился на Цзина. – Его брат сам пошел на это и защитил его, в чем ты, мать твою, собрался его тут обвинять?! Душа Ван Цзяня восстановится в Диюе и отправится на перерождение! Да, она разделена и потрепана, да, понадобится больше времени, чтобы ступить на круг реинкарнации, ну и что с того?!

Цзин спокойно посмотрел на него своими мрачно светящимися глазами и так же выступил вперед, угрожающе понизив голос:

– Думай, с кем говоришь.

– Ты мне не указ, твою мать, – усмехнулся взбешенный Пэй Сунлинь. – Ты не мой князь и не мой господин. Ты находишься на нашей земле, так что советую тебе подумать, что и кому ты тут предъявляешь.

Гу Юшэн неверяще хмыкнул, поражаясь наглости проводника. Окинув Цзина взглядом, он снова посмотрел на Ван Цзяня.

– Разберись с этим, – кивнул генерал и вышел из пещеры, пройдя мимо костра, возле которого сидели остальные путники, что внимательно слушали перепалку.

Пока двое мужчин тихо рычали друг на друга, Лю Синь все изучал раненого.

Он не помнил, чтобы Ван Цзянь упоминал о своем брате или выделял кого-то из отряда. Только если…

Лю Синь распахнул глаза, вспоминая один момент.

Командир отряда лучников успел сразить двоих, прикрыл спину своего командующего от третьего и зашелся в хриплом стоне, воздетый на рога.

– Брат!

Юноша пристально всмотрелся в лицо раненого.

Это был тот самый командир отряда лучников, который только и делал, что ворчал на него и сетовал на юный возраст Лю Синя, бахвалясь своими сражениями. Тот самый человек, который лишь раз выказал беспомощность, веля юноше забыть о всех них, потому что они уже мертвы. Лю Синь отчетливо помнил страх и нежелание умирать в его дрожащем голосе, только теперь подмечая схожесть раненого с Ван Цзянем.

Присев рядом, юноша осторожно прикоснулся к его плечу.

Лучник вздрогнул и повернул к нему голову, приоткрывая слезящиеся глаза.

Цзин и Пэй Сунлинь тут же замолчали.

– Лучше бы я умер, – прохрипел раненый.

Лю Синь тяжело вздохнул, чуть сжимая его плечо:

– Твой брат спас тебе жизнь, а ты спас его в тот момент. Как бы то ни было, ты должен жить дальше. Часть его все еще с тобой.

Лучник больше не мог сдерживаться. Все это время, слушая разговор двух мужчин, он изо всех сил уговаривал себя сохранить хоть крупицу самообладания и ясности ума. Несчастный чувствовал, как с каждой секундой все глубже погружается в отчаяние.

Закрыв лицо ладонью, он, не обращая внимания на боль, дал волю горестному плачу, рвавшемуся из его пробитой груди.

Он вспоминал,