— Вот он, меч Созидателей! — возвестил посланник, — Меч, врученный мне Белыми жрецами. Он вернул свою истинную суть, вкусив крови предателя. С ним в руках я поведу вас к победе во имя Истинных Созидателей и великого царства! И горе тем, кто встанет у нас на пути.

Зрелище было впечатляющим. Высокий гоблин в плаще цвета тумана и кожаных доспехах со Знаком рогов держал в руке бледное оружие, рукоять которого украшал пульсирующий камень, приковывавший взгляд и сминавший волю. Ройгианцы были мастерами подчинять чужие души, но на Романа подобные штучки не действовали.

Магия так магия! Либер не был в Башне Альбатроса и не видел, что сотворило с десятками сильных и смелых воинов заклятье Ройгу, для него меч оставался просто мечом, хоть и зачарованным, а неподвижность старейшин эльф списал на оторопь.

Роман не стал взывать ни к теням истребленных Светозарными старых богов, ни к самим Светозарным. Он постарался собрать всю свою волю в кулак. Принц из Дома Розы, хранитель кольца Ангеса кое-чего да стоит! Конечно, против Белого Оленя ему не устоять, но этот меч, какие бы чары на него ни были наложены, вряд ли наделяет хозяина всей силой гнавшейся за ними у Гремихи твари. И уж конечно, он не является реликвией, вынесенной с Седого поля Интой, иначе птицы вели бы себя по-другому. Да и Белые жрецы такую ценность из рук не выпустят… Рамиэрль шагнул вперед. Заклятие, наделившее его внешностью Уррика, заставляло воспринимать старенькую шпагу как добрый ятаган, но как Роман оставался Романом, так и клинок Уанна не поменял свою суть. Что ж, придется драться тем, что есть, рассчитывая на быстроту.

Поединок с послом легким не казался, но Роман духом не падал. По крайней мере ему не влачить бесконечные дни, терзаясь мыслями о вынужденном предательстве. Либер быстро прошел к алтарю, тронул рукой шершавый камень, совершенно искренне поклялся, что защищает правое дело, отсалютовал замершей Кризе и больше не отрывал взгляда от воина с севера.

Бойцы застыли друг перед другом ощерившимися волками. Выжидали оба, и северянин не выдержал: слишком уж он был уверен в своем мече и своем торжестве. Что для великого воителя, обладателя созданного богами оружия, какой-то вогораж? Туманный клинок взметнулся, Роман попробовал увернуться, защищая не сколько себя, сколько свою шпагу — меч наверняка перерубил бы плохонькую сталь, но тут что-то словно бы толкнуло эльфа под руку, и клинок Уанна столкнулся с ройгианским мечом.

Раздался глухой звук, словно сломалась гнилая деревяшка, и северянин отупело уставился на жалкий обломок в своих руках. От клинка осталось не более двух пальцев чего-то, напоминающего ноздреватый весенний лед. Белого камня в рукояти тоже не было, он вытек, как глаз неведомого древнего ящера.

1

Разговор не заладился с самого начала. Колдунья из Белого Моста молчала, сжав губы. На сей раз ее глаза глядели вполне осмысленно, она не стала отрицать своего имени, сказала только, что сменила его, чтобы не быть узнанной, а в остальном продолжала цепляться за свою историю. Исходя из традиций Тайной канцелярии, упрямицу уже давно полагалось предать пытке, после которой она стала бы разговорчивей, но на сей раз испытанный способ не годился. Леопина нужна была господину судебному магу живой и здоровой. Гонтран не сомневался, что она связана с теми, кого «синяки» прозвали резистантами. В отличие от недоумка ре Прю, от внимания Куи не укрылось ни имя вождя восставших Рыгора Зимного, ни то, что восстание началось вскоре после неудачной попытки свалить убийство циалианок на жителей Белого Моста.

Куи, кстати, предупреждал Трюэля, что издевательство над Фронтерой кончится «малой войной». Проведший несколько лет в этих краях, судебный маг понимал всю абсурдность обвинений против местных, и так недовольных поборами и уничтожением былых вольностей. Задабривая арцийских нобилей и особенно южан, Годой осознанно жертвовал востоком Арции, что, по мнению Куи, было глупостью. Особенно с учетом того, что другой дороги в родную Годою Тарску не было, если, разумеется, не считать эландских дебрей.

Воистину, когда Судия захочет кого-то наказать, он отнимает разум. Фронтера вспыхнула, как сухой порох, и усмирить ее оказалось делом неподъемным, особенно после того, как к резистантам присоединились невесть откуда взявшиеся регулярные части. Куи видел послания, подписанные именем Луи Гаэльзского, объявленного убитым в Лагской битве и даже с честью похороненным благородным победителем. Господин судебный маг не сумел пробраться достаточно близко к гробу, чтобы с помощью Кристалла проверить, не была ли использована магия, но именно это и стало для него первой уликой в «Деле о Недозволенной магии, творимой неким Михаем Годоем, ложно именующим себя регентом Арции».

Куи с самого начала был склонен думать, что Луи уцелел, но даже займи место принца самозванец, господин судебный маг принял бы его сторону. Против Годоя хороши все средства, а во Фронтере и Нижней Арции немало людей, склонных весной встать под знамена Луи. Имя сына Эллари для некупленых и несломленных звучало как звук боевой трубы, а принц или не принц — какое это имеет значение!

Луи же, или как его там на самом деле звать, понял очевидное и решил поискать союзников в Мунте. Было весьма неглупым послать женщину, которую никто не может узнать. Предположить, что Леопина налетит на следователя, который разбирался с ее делом, было невозможно, но люди предполагают, а Судия располагает… Гонтран, однако, не был ни Триединым, ни вестником Его. Заполучив Лупе, он не мог убедить ее в своей искренности. Маленькая колдунья не верила, и ее можно было понять.

Уже третий час женщина сидела перед ним, напоминая загнанную в угол кошку. Она не сомневалась, что дело кончится пытками, и была к ним готова. Гонтран не исключал, что она выдержит больше сильного мужчины, а когда муки станут нестерпимыми, прикажет себе умереть. Такое бывало — преступники ускользали в небытие, а допрос мертвых почитался наинедозволеннейшим из всей Недозволенной магии. Правда, фискалы самого высшего порядка порой пренебрегали и этим запретом, но риск был слишком велик.

— Леопина, я хочу, чтобы вы меня внимательно выслушали. Я прекрасно знаю, что вы мне лжете. Если бы я велел вас обыскать по всей форме или подвергнуть допросу с пристрастием, я бы получил неопровержимые доказательства вашей связи с Луи Гаэльзским и Рыгором Зимным, но мне они не нужны. Я не собираюсь передавать вас в руки суда, а мне достаточно моих умозаключений.

Для меня вы лазутчица фронтерских резистантов, пришедшая в город, чтобы найти союзников. Тех, кто значился в рекомендательных письмах, вы не нашли и не найдете. Эти фамилии частью истреблены, частью сосланы, частью бежали. К их домам опасаются даже приближаться, это чревато допросами.

Никто, запомните, уважаемая Леопина, — никто из оставшихся в Арции сторонников вашего принца вам сейчас не поможет. Те, кто слабее, сдадут вас с потрохами, те, кто посильней и поумнее, ждут своего часа, стараясь не попадаться в ловушки, а в этом, уж вы поверьте, мои коллеги весьма преуспели. Вам никто не поверит, даже если вы предъявите письмо, подписанное Луи. Вы, кажется, вздрогнули? Здесь прохладно, накиньте плащ… На нем, правда, лежал мой кот, но это не страшно, у вас, как мне помнится, подобные звери водились.