— У тебя самый сильный папа… — говорит она нашему малышу.

Проглотив образовавшийся ком в горле, я негромко, чтобы не напугать, произношу:

— А мама самая красивая…

Люда резко повернула голову и охнула, прикрыв рот ладошками. Смотрю, глаза заблестели. Ну, точно сейчас плакать начнет. Срываюсь с места и, подбежав к ней, заключаю ее в объятья.

— Глеб… — шепчет и хлюпает носом, — я так тебя ждала.

Я покрываю ее лицо поцелуями, не могу ничего сказать, нет слов, чтобы передать мои эмоции.

***

Отстраняюсь и беру его лицо в ладошки. Глеб перехватывает руку и, лаская меня взглядом, целует ладонь.

— Твой снаряд попал в цель еще на острове…

Он улыбается, но еще молчит.

— Почему ты молчишь? Не рад? — начинаю волноваться.

— Я счастлив, а как выразить свои чувства, не знаю. Первый раз со мной такое, представляешь?

— Достаточно сказать, что любишь…

С жадностью впитываю каждую черточку до боли родного лица.

— А мне кажется, этого мало. Я больше чем люблю тебя, но, как объяснить, не представляю… — его тихий голос похлеще вина пьянит. Как же я по нему скучала!

— Ты у меня умный мужчина, что-нибудь придумаешь.

Глеб аккуратно касается рукой живота, смотрит с нежностью туда. И тут вскидывает взгляд, его глаза просто светятся от счастья.

— Я люблю тебя, и это охренеть как здорово! — Я выдохнула, узнаю своего мужа.

— Люд, прости, что не был рядом, когда ты во мне нуждалась больше всего. Обещаю, что больше никаких командировок.

— Глеб, ты ни в чем не виноват, это твоя работа. Давай забудем о плохом, мне и нашему малышу нужны положительные эмоции.

— Хорошо. А кто у нас, еще неизвестно?

— Я не хочу знать, пусть будет сюрприз.

— Поддерживаю. Пойду переговорю с Валентиной Семеновной, хочу узнать, когда можно будет забрать тебя домой.

— Глеб, — перехватываю его руку, — заверши вначале дела с работой, я знаю, что тебе нужно. Для меня главное, что ты вернулся, жив и здоров. Я очень хочу домой, но сохранить ребенка больше. Понимаешь?

— Ладно. Но я к вечеру приеду. — Оставляет легкий поцелуй. — Не скучай, киндер- сюрприз.

Как всегда, нахамил и ушел.

Два месяца спустя.

Последний раз пробегаю глазами по документам в папке, и с шумом закрываю ее. Все, дело Люды врагов можно отправлять в архив. Мачеха и ее дочь, направлены в колонию города Калуга — это дыра, хуже места нет. Они безумно хотели хорошо жить, измывались над Людой, теперь они будут проклинать каждый день, прожитый там. Жаль Громов, страдать не будет, пристрелили при попытке к бегству. Ну и ладно, одной проблемой меньше.

Прикрыл глаза, вспоминая свою девочку, она сейчас невероятно хороша, смотрю на нее и не могу налюбоваться. Каждый день бегу домой, чтобы обнять ее, и поцеловать животик, каш малыш уже толкается. Помню, свой восторг, когда первый раз почувствовал шевеление, хотелось плакать от счастья, опять слово вымолвить не мог, просто держал руку и с замиранием сердца, жаждал очередной толчок. Я? Беркутов и плакать? Если бы мне сказали такое ранее, не поверил. Моя жена настоящий боец, у нее был сильный токсикоз, слава богу, это уже в прошлом. Пыталась скрыть от меня, что ей плохо, не хотела напрягать. Глупенькая, ну вот зачем? Мало того, она пыталась побороть бунт гормонов! Как-то вернулся за документами днем, захожу к нам комнату, а она плачет. Спрашиваю, что случилось? Люда шмыгнула носом, мол, хочу трубочки по маминому рецепту, а приготовить не может, тошнит и рецепт у друга. Пришлось звонить Мишке, и брать рецепт, а Кирилла попросил помочь их сделать. Принес, она опять плачет, говорит, не хочу, и вновь разрыдалась. И такое повторялась не раз, а потом со слезами на глаза извиняется за то, что замучила меня своими тупыми просьбами. Пришлось ей объяснить, откуда взялась поговорка «кто в армии служил, тот в цирке не смеется». Мол, говори любые свои пожелания, меня этим не смутить, и не такое было. Ну а как иначе? Она бедная мучается, а я должен быть как бы в стороне? Ну уж нет, пусть напрягает.

Не знаю, сколько бы времени я придавался воспоминаниями, но меня вернула в реальность мелодия смартфоне, смотрю на дисплей — Настя.

— Да. — Сухо отвечаю.

— Глеб… — заикаясь, произносит она мое имя, и разрыдалась.

— Что случилось?!

— Я… я…в больнице, мой ребенок… — и опять слезы, — мой малыш… — вновь разрыдалась.

— В какой больнице? — Плачет. С трудом узнал адрес и рванул к ней. Я ей благодарен за спасения моей жены и ребенка, но это ничего не меняет. Мое отношение как было к ней, так и осталось. Приезжаю туда, и узнаю, что Настя потеряла ребенка. Быстро перевожу ее в vip палату, захожу туда, лежит такая беззащитная, и тихо плачет.

— Насть… — негромко зову, она поднимает затуманенный горем взгляд. — Мне очень жаль…

Ну а что тут скажешь?

— Мне тоже. — Тяжко вздыхает. И чуть слышно, начала говорить: — Он сегодня приехал якобы из Питера. Заходит и с ходу: нам нужно расстаться. Я была в шоке. Ну, что ж думаю не судьба, главное, что у меня ребенок будет, ведь я так хотела его, так радовалась. Решила ему сказать о своей беременности, не для того, чтобы остановить, нет, просто считала, что она должен знать. Петя посмотрел с презрением, и убил правдой. Оказывается, что он любил всегда вашу любовницу, вот почему он просил сделать пластику, и перекрасится, хотел из меня копию ее сделать. А я дура повелась. — Она всхлипнула и продолжила: — Когда она к вам пришла за помощью, вы дали ей своего человека и Петю, он и воспользовался шансом. Он уже как два месяца с ней живет, и совсем не в Питере. И она тоже беременная. Блин! Ну почему жизнь так несправедлива, одних любят, а о других ноги вытирают?!

— Успокойся. Должна радоваться, что бог уберег от такого урода. Если он ее любил, и не боролся за нее, то не мужик твой бывший вовсе, так падальщик. Я за свою, горло бы перегрыз любому: потому что моя, и должна быть со мной. Примерно такие у меня мысли были, когда ее увидело. Найдешь ты свое счастье, просто будь собой. — Я встал, и только хотел уйти, Настя схватила меня за руку.

— Глеб, Люде пока ничего не говори, ей нельзя сейчас переживать. — Махнул головой, и только попытался руку высвободить, она продолжила: — Уничтожь их, прошу. Отомсти за моего малыша. Убей этих тварей! — срывающимся от горя голосом взмолилась она.

— Я уволю его, и не дам возможности в другие хорошие фирмы устроится в Москве и Питере, на этом все.

— Ты прав, — глухо произносит она, — это я сгоряча, сказала насчет убить. Прости. Ушел. Вызвал Петра, тот зашел с опаской, нервно озираясь по сторонам.

— Не буду ходить кругами, ты уволен. В Москве и Питере не ищи работу, тут тебе больше нет места.