…Но всадники в блистающих ризах не останавливались; на всем скаку неслись они на бесстрашные чёрные фаланги, и наконечники копий летели наземь, срубленные светлыми клинками. Закрывать прорыв выдвигалась панцирная пехота, доспехами темнее и непрогляднее неба в безлунную ночь.

Взлетали и падали боевые молоты, разнося на куски конские головы и тела всадников; гибель каждого тёмного или светлого воителя давала жизнь ещё одному клочку истерзанной непереносимым зноем или, напротив, лютым холодом земли.

На белом коне, нагнув острую пику с навершием, как спустившаяся на землю звезда, летел на чёрные ряды дивный всадник; реки на его пути обращались полными горячего пепла сухими извивами, точно трупы исполинских змей.

Копьё ударило в тёмные шеренги, пронзая щиты, раскалывая панцири; но навстречу прорвавшему строй исполину уже спешила невысокая фигурка, облаченная в чёрное; земля расступилась под копытами скакуна, и тот полетел в бездну.

Но и победитель не уцелел. С самой вершины подпирающей небеса башни низринулся огненный шар, пробил защиту тёмного мага, обратив горячим прахом.

Из рядов чёрного воинства вышел человек, без шлема, русоволосый и русобородый. Чёрный меч был в его руке, на плечах – видавшая виды, не раз чиненная, испытанная кольчуга. Не тварью из мрака и тьмы был он – живым, из плоти и крови, человеком. Он шёл навстречу летящим прямо к нему всадникам и, казалось, усмехался им в лицо.

Ему наперерез вырвалась воительница в сияющей броне, верхом на единороге, и меж раздвоенного навершия её копья дрожало и горело маленькое солнце. Бойцы тёмных ратей дрогнули; однако русоволосый воин лишь покачал головой.

Когда пламенеющий наконечник оказался в нескольких футах от его груди, русый внезапно упал на одно колено так, что гибельное оружие пронеслось над самым плечом; один взмах Чёрного меча перерубил ноги коню. «Я не хочу убивать тебя…» – имя затерялось в громе битвы.

Солнечное копье вонзилось в землю; видение тотчас померкло.

– Прикрой мне спину! – рявкнул Олмер, размахиваясь Чёрным мечом.

Однако Божественный Хенна, похоже, способен был не только прикрываться спинами слуг. В его руках мелькнула алебарда или нечто на неё похожее – недлинное древко с насаженным на него слегка изогнутым скимитаром.

Хенна закрутил, завертел его вокруг себя; источник Света на груди мотнулся из стороны в сторону.

Вокруг уже начиналась свалка, гномы и эльфы хватали оружие, Малыш на бегу хлопнул Фолко по плечу:

– А я говорил, что ты вернёшься!

Санделло встряхнул замершую было с разинутым ртом Тубалу, вырвал из-под надвигавшихся копий.

– Бей! – прорычал горбун, размахиваясь собственным мечом о девяти кольцах.

Олмер и Хенна столкнулись, и у Фолко вырвался болезненный стон – злой свет обжигал, слепил, впивался, подобно раскалённым стрелам. Белооперённое древко, пущенное, кажется, Маэлнором, бесполезно вспыхнуло, не долетев до «Божественного».

Свет ревниво охранял своего носителя.

С улицы в шатер рвались стрелки Хенны, но в растерянности опускали луки – в хаосе и сумятице боя взять прицел было невозможно. Копейщики, однако, теснили соратников хоббита, несмотря на мифрильные доспехи гномов, коих их не успели лишить, и на боевое искусство горбуна с эльфами.

Тубала тоже билась, как бешеная; мгновенная растерянность её прошла, как не бывало.

Хоббит один за другим срубил три копейных навершия, отбросил навалившихся было слуг Хенны – пустые безумные глаза, пена вокруг губ, рты, разорванные в диком вое.

Санделло пробился ближе к Олмеру, прикрыл тому бок.

– Мой вождь!..

Злой Стрелок услыхал. Обернулся на миг, улыбнулся, кивнул.

– Ты знал!..

– Знал!.. – откликнулся горбун, отражая очередной выпад очередного копейщика.

Хенна взревел, прыгнул, ударил.

Его оружие встретило Чёрный меч Эола в воздухе, клинок Тёмного Эльфа, казалось, взвыл от ярости.

Брызнули искры, свет сливался с тьмой, слепящее и затеняющее смешивались; Олмер пошатнулся, отступил на шаг, заскрежетал зубами.

– Врёшь! – крикнул бешено. – Это!.. Моё!..

И атаковал сам.

Хоббиту показалось – чёрный клинок вдруг дивно удлинился, сделавшись подобным копью; он ударил, словно атакующая змея, целя Хенне в грудь.

Свет сгустился было, словно щит, однако сияющая преграда разлетелась вдребезги, и острие достало «Божественного».

У того вырвался стон, смешавшийся с яростным рёвом; его алебарда тоже ударила, крутясь и атакуя с неожиданных сторон.

Олмер не отступил. Клинок Хенны прочертил кровавую полосу у него по груди, но Злой Стрелок не дрогнул. В нём и за ним тоже крылась сейчас сила, и Чёрный меч, раздробив рухнувшую на него алебарду, прянул прямо в сердце «Божественного».

Тонкий, нестерпимо высокий не то вопль, не то визг заполнил всё вокруг; Хенна застыл, обхватил себя руками, из-под ладоней брызнула кровь; «Божественный» глядел на неё с видом величайшего изумления.

Олмер ударил вновь, но «Божественный» уже заваливался на бок и назад. Злой Стрелок стремительно нагнулся, подхватил что-то с земли, зажал в кулаке; и – вдруг пошатнулся сам, едва устояв. Чёрный меч едва не выпал из его руки.

Воины Хенны сами на миг застыли; а потом началось подлинное безумие. Кто-то, как и прежде, бросался на хоббита и его товарищей; кто-то падал, начинал кататься по только что сменённым коврам, снова залитым кровью; кто-то в слепой ярости кидался на соседа, своего же соратника; Фолко, Санделло и Тубала разом кинулись к шатающемуся Олмеру.

Казалось, тот сейчас рухнет; по груди стекала кровь, хотя раны видно не было.

– Отец! – вскрикнула Тубала, хватая Злого Стрелка за руку. – Отец, ты?!..

Олмер не ответил. Горбун оттолкнул Оэсси, поволок своего былого повелителя прочь; эльфы, гномы и Рагнур, зажимавший рану на предплечье, кинулись следом.

…Они нипочём бы не выбрались из лагеря Хенны, если бы не повальное сумасшествие, творившееся вокруг. Люди Хенны бились друг с другом, часть, дико хохоча, попросту поджигала шатры, палатки и повозки; иные, невесть зачем, убивали несчастных вьючных животных.

Фолко и гномы отбивались; если б не мифрильные доспехи, то безумие Диких точно окончилось бы гибелью всего отряда, потому что щадить себя атакующие перестали совсем. Эльфы отделались ранениями, по счастью, лёгкими; стрела угодила и в плечо Олмеру, но по касательной и, разорвав плоть, отлетела.

Злой Стрелок намертво сжимал левый кулак.

Свет исчез.

…Потом было бегство сквозь ночь, постепенно уменьшавшиеся в числе преследователи. И наконец – тишина предгорий, хотя, конечно, относительная: невдалеке выл, орал, вопил и голосил сошедший с ума лагерь «Божественного Хенны».