четкий эсхатологический сюжет: Машиах бен Йосеф предстает как воитель, который поразит множество врагов, но погибнет в войне Гога и Магога, завершить которую сможет только Машиах бен Давид.

Проблема происхождения концепции двух Мессий традиционно вызывала большой интерес исследователей. Большинство авторов полагает, что она возникла только в талмудический период; попытки отнести зарождение этой традиции к эпохе Второго Храма или обнаружить упоминания о Машиахе бен Йосефе в книге Еноха или в текстах Кумрана[682] в целом не были признаны большинством исследователей достаточно убедительными. Многие комментаторы, начиная с Якова Леви, полагали, что идея погибшего в битве с врагами Израиля Машиаха бен Йосефа возникла после восстания Бар Кохбы, который и послужил прототипом Машиаха бен Йосефа[683]. По мнению Йосефа Хайнеманна материалом для нее послужила легенда о неудачном исходе колена Ефрема, произошедшем до исхода из Египта под руководством Моисея – эфраимиты ошиблись в вычислениях даты освобождения из египетского рабства, вышли из Египта и погибли в битве с филистимлянами. Эта легенда приобрела особую популярность после восстания Бар Кохбы, что и привело к возникновению образа Мессии, гибнущего в сражении с врагами[684].

Тем не менее мы можем обнаружить целый ряд источников концепции Машиаха бен Йосефа даже не прибегая к рассматриваемым выше аналогиям. Очевидно, что почти все ее компоненты имплицитно присутствуют в библейских текстах. Так, история Иосифа подчеркивает его особую роль и предоставляет ему первенство перед братьями; особая воинская роль колена Иосифа может объясняться как происхождением Иисуса Навина, завоевателя Ханаана, из этого колена, так и весьма примечательным пассажем книги Второзакония относительно колена Иосифа: «Крепость его, как первородного тельца, и роги его, как роги буйвола; ими избодет он народы все до пределов земли: это тьмы Ефремовы, это тысячи Манассины» (Втор 33, 17). Большой интерес вызывает вопрос о том, не является ли упоминание книги Даниила о Мессии, который будет «отрезан», еще одним из источников рассматриваемой нами традиции: по мнению Р. Гордона, «отношение этого текста к традиции о Мессии Ефрема или возможность его влияния на эту традицию остаются неясными»[685]. То, что представления о Машиахе бен Йосефе сложились не ранее конца II века н.э., делает весьма вероятным предположение о том, что реальные судьбы Иисуса Христа и Бар Кохбы могли стать катализатором для возникновения целостного образа Машиаха бен Йосефа на основе ряда разрозненных библейских пассажей и легендарных традиций.

Неемия бен Хушиэль, вероятно участвовавший в сражениях с византийцами и погибший от рук персов, идеально вписался в образ гибнущего в битве с врагами Машиаха бен Йосефа. Другим основанием для этого отождествления стала предпринятая им попытка начать восстановление Храма, безусловно подчеркивающая мессианский контекст его деятельности. Оплакивание погибшего «Помазанника войны», описанное в пиюте, представляет собой явную отсылку к картине оплакивания Машиаха бен Йосефа, как оно, согласно мнению рабби Досы, изображено в Захария 12, 10. В книге Зерубавеля образ Неемии бен Хушиэля становится одним из центральных: он восстановит жертвы, запишет Израиль в родословные книги, но будет убит врагами (Шируйе или Армилусом). Израильтяне будут изгнаны Армилусом из Иерусалима, они удалятся в пустыню, где будут оплакивать Неемию бен Хушиэля сорок один день (Зах 12, 10). Продолжительность правления Неемии определяется автором как четыре года. Этот срок, нереалистичный с исторической точки зрения, может быть аллюзией на «половину седмины» (Дан 9, 27), с которой автор связывает правление десяти царей (Дан 7, 24), девятым из которых является Шируйе, а десятым – Армилус. Приведенные аллюзии на книгу Даниила позволяют предположить, что автор отождествлял Неемию бен Хушиэля с Помазанником, который будет отторгнут после 69 седмин (Дан 9, 26). В несколько более позднем эсхатологическом сочинении «Знаки Мессии» Неемия бен Хушиэль фигурирует как руководитель вернувшихся из изгнания «потерянных колен», воитель, побеждающий царя Эдома и гибнущий в битве с Армилусом и его армией в долине Иосафата[686]. Таким образом, образ Неемии бен Хушиэля утвердился в еврейской литературе в качестве Машиаха бен Йосефа сразу же после его смерти. В этой связи, мы вполне можем заключить, что указание книги Даниила о Мессии, который будет «отторгнут», безо всяких натяжек может быть отнесено к нему – тем более, что подобное толкование мы, судя по всему, находим уже в книге Зерубавеля.

Несмотря на то, что период существования еврейской автономии в захваченном персами Иерусалиме был, вероятно, очень кратким, а исторические упоминания о ней туманны и обрывочны, значение этого события нельзя недооценивать. Период деятельности Неемии бен Хушиэля был последней попыткой установления еврейского контроля над Иерусалимом после восстания Бар Кохбы и до возникновения сионизма; восстановление жертвоприношений на Храмовой горе до сих пор остается последним примером осуществления там храмового иудейского служения. Фигура Неемии бен Хушиэля как второго Помазанника очень логично выглядит при его соотнесении с Йехудой ха-Наси как первым Помазанником. Йехуда ха-Наси начал деятельность по воссозданию еврейской жизни в Святой Земле после двух национальных катастроф – иудейской войны и восстания Бар Кохбы. Деятельность Неемии бен Хушиэля и еврейских повстанцев времен византийско-персидской войны завершает этот цикл – перед нами уже не создание общинной автономии с согласия римских властей, а вооруженное восстание против римлян и попытка создания национально-территориальной автономии, в том числе и в Иерусалиме, и попытка начать восстановление Храма. С гибелью Неемии этот цикл завершается – после изгнания евреев из Иерусалима последовали гораздо более жесткие репрессии императора Ираклия, включавшие массовое насильственное крещение, а разорение Палестины во время арабского завоевания окончательно положило конец существованию там значительных еврейских общин.

Следующая фраза пророчества, относящаяся к погибшему Мессии, традиционно вызывает большие сложности у комментаторов – וֹל ןיאֵוְ – «и нет ему» или «нет у него». Все комментаторы признают ее неясной; по нашему мнению, наиболее близки к истине те, которые видят здесь эллипсис, использование краткого поэтического выражения вместо полной фразы. Так, А. Лакок считает эту фразу аллюзией на Плач Иеремии, где о Иерусалиме говорится ול םחנמ ןיא – «нет у него утешителя»[687]. По мнению А. Лакока, в данном случае речь снова идет о городе, чья судьба поставлена в тесную связь с судьбой Помазанника. Дж. Коллинз видит здесь перекличку с пророчеством книги Даниила о смерти Антиоха Епифана – ול רזוע ןיאו וצק דע אבו – «и придет к своему концу, и никто не поможет ему» (Дан 11, 45) – аналогия блестящая, так как она позволяет нам увидеть параллелизм между смертью Помазанника в середине последней седмины и смертью Антиоха в конце последней седмины. Как видно, этот параллелизм присутствует уже