громадной топке, отражается в ее глазах искрами страсти. Он поцеловал ее, чувствуя, что и сам пьян от какого-то странного, дикого вожделения. Губы Миледи ответили ему, они дрожали от жадного и нетерпеливого желания. Внезапно она отстранилась от него, потому что жар еще больше усилился. Но, даже бросившись бегом от огня, они крепко прижимались друг к другу и продолжали смеяться. Теперь они видели, что пожар стремительно распространяется вглубь Сити. Толпы людей росли и растекались в разные стороны, словно подражая пламени. Пожар мел людей по улицам, словно мусор. Роберт и Миледи бежали вместе с другими ошалевшими от ужаса и отчаяния людьми, но в отличие от них ни его, ни Миледи не покидало странное ощущение возвышенного исступления. Они неслись, словно в танце, смеялись и целовались. Их ликование достигало тем большего накала, чем ярче разгоралось пламя. Оно уже поднималось, казалось, до самых Небес.

На востоке стало светлеть, но пожар продолжал шириться громадной дугой. В светлевшем небе не было ни единого дождевого облачка. Роберт и Миледи обогнали толпу и стали отрываться от нее все дальше. Хотя пожар бушевал еще далеко от Тауэра, Миледи внезапно встревожилась, вспомнив об оставленной в гостинице книги. Забежав в свой номер в «Дельфине» только для того, чтобы достать из-под матраца книгу, Миледи и Роберт продолжили путь к набережной Уоппинг, где стоял под погрузкой их корабль. Они поднялись на борт, заперлись в своей каюте, где нашли укромное место, чтобы надежно спрятать книгу, а затем вернулись к Тауэру, в свой гостиничный номер. Здесь почти не было заметно признаков паники, но с колоколен далеких церквей доносился тревожный звон колоколов, а на западе, высоко над Сити, вздымались облака дыма, говорившие о том, что пожар продолжает набирать силу.

Когда они вошли в свой номер в «Дельфине», Роберт снова привлек к себе Миледи. На мгновение в ее взгляде вспыхнуло отчуждение, но потом, когда он поцеловал ее, она улыбнулась и пробежала пальцами по его волосам. Он потянул ее к своей кровати и попытался опустить на подушки, но она вырвалась и приложила кончик пальца к его раскрывшимся губам.

— Один момент, — прошептала она, снова улыбнулась и выскользнула из комнаты.

Он проводил ее взглядом и прилег на постель. По всем его членам растекалась болезненная усталость, глаза начали слипаться. На мгновение он заставил их снова раскрыться, но потом подумал, что Миледи разбудит его, и смежил их снова. Усталость окончательно овладела им, и он уснул.

Когда Роберт снова открыл глаза, окружавшая темнота показалась ему странной. Он вскочил на ноги и дико огляделся. Он был в комнате один. Где Миледи? Он бросился к окну, но еще до того, как выглянул в него, услышал треск пламени. Пожар был еще достаточно далеко, но распространялся неистово. Надвигавшаяся стена огня походила своим цветом на рвавшуюся из громадной раны кровь. Роберт снова оглядел комнату, недоумевая, куда могла запропаститься Миледи. Внезапно его охватила злоба. Он вернулся к окну. И на этот раз дуга сплошного огня надолго приковала к себе его взгляд. Он беззвучно выругался, потом быстро оделся и поспешно вышел на улицу.

За спиной Роберта вставало солнце, но его свет казался слишком слабым по сравнению с жаром громадной топки впереди. Пожар был уже таким сильным, что даже голуби, отчаянно метавшиеся над горевшими голубятнями, вспыхивали на лету и падали крохотными шариками пламени в океан огня. Ничто, думал Роберт, вглядываясь в дождь этих огненных капель на внешней кромке надвигавшегося ада, не имеет шанса выжить в таком бушующем жаре. Он задумался о том ужасе, конец которому положил охвативший весь город пожар, и его лицо осветилось улыбкой удовлетворения. В то же мгновение он ощутил дрожь того ликования, которое разделял с Миледи ночью, когда они танцевали на охваченных огнем улицах, и снова стал задавать себе безрассудные, недоуменные вопросы о том, куда она могла пропасть. Он стал искать ее, но быстро понял, окунувшись в хаос охваченных ужасом многолюдных улиц, что это безнадежное дело. Не оставалось ничего другого, как вернуться в гостиницу и ждать. Он наблюдал из окна за продолжавшим распространяться пожаром, пока заходившее солнце не утонуло в его пламени. Наступила новая ночь, а пожар продолжал бушевать с таким неистовством, что, казалось, достигал звезд, которые плавились в его пурпурном огне, заменившем собой небо.

Миледи в конце концов появилась, но лишь с наступлением утра. Роберт спросил, где она была, но ответа не получил. Она взяла его под руку и стала настойчиво убеждать, что пришло время перебраться на борт корабля. Роберту не составило труда догадаться по ее горящим щекам и матовому блеску кожи, каким делом она занималась. Когда они вошли в свою каюту, Миледи обратила его внимание на стоявший в центре ее сундук.

— В таком хаосе, — пробормотала она, — всегда необходимо позаботится обо всем, что следует прихватить с собой.

Роберт бросил на нее взгляд, потом открыл крышку сундука. Он был заполнен бутылками, расставленными аккуратными рядами. По возникшей в животе боли он сразу понял, что подмешано к содержимому бутылок этого дорожного винного погреба.

— Я твердо уверена, — сказала Миледи, кивком головы подтвердив его догадку, — что, отправляясь в долгую поездку, лучше всего иметь под рукой запас средства, стимулирующего работу сердца.

— Так же как компаньона, с которым можно разделить удовольствие? — спросил Роберт.

Миледи не дала прямого ответа. Она закрыла крышку сундука и нежно поцеловала Роберта.

— Все в свое время, — тихо сказала она наконец. — Все в свое время.

Они отчалили той же ночью. Корабль выходил из гавани, оставляя позади себя крохотные, доверху нагруженные суденышки, спешившие вниз по реке в непроглядную тьму. Вода Темзы далеко за кормой так кипела отражениями горевшего города, над ней носилось такое множество искр, походивших на несметный рой огненных мух, что, казалось, даже реку пожирало пламя пожара. Только возле Лондонского моста, который первым был охвачен пожаром, вода выглядела спокойной. Вдоль берега, на который выходила Пуддинг-лейн, не осталось ничего, что могло гореть. Вместо недавно стоявших на самой улице и в прилегавших к ней переулках домов, вместо многочисленных сооружений береговой линии зияло черное сердце пожара, оставленное ненасытным пламенем. Роберт долго вглядывался в эту темноту, потом повернулся к Миледи и крепко обнял ее. Поверх ее плеча он мог видеть всю панораму Лондона: его колокольни и башни, его трубы и крыши, осыпавшиеся у него на глазах, исчезавшие в бушующей дуге пламени, рассыпавшиеся в пыль, которую подхватывали и разносили порывы огненного ветра. Только собор Святого Павла, самое высокое