Томас радостно потер руки.

— Ну? — обратился он к Майклу. — Как вы теперь станете выпутываться?

— Объяснение довольно простое, — ответил тот. — Убийца не входил и не выходил из бильярдной через дверь. Из нее ведет тайный коридор — в одну из спален наверху.

— О чем, к чертям собачьим, вы болтаете, сударь? — взревел Томас.

— Это правда. Спросите Табиту — она знает. Знает, потому что этим проходом пользовался Лоренс во время войны.

— Что за бредятина! — Он повернулся к тетушке, которая прислушивалась к общему разговору и, по всей видимости, наслаждалась. — Ты слышала, тетя Табита?

— О да. Да, я все слышала.

— И что ты по этому поводу думаешь?

— Я думаю, это сделал полковник Мастард, в кухне. Подсвечником.

— Ох, да ради бога, — вздохнула Хилари. — Мы тратим драгоценное время. Дороти не спускается уже полчаса или даже больше — надо ее найти.

— Хорошо. — Томас встал. — Но эти двое с нами не пойдут.

Шторы на окнах столовой можно было задергивать и отдергивать только толстым хлопчатобумажным шнуром. Томас отрезал от него два куска и крепко привязал Майкла и Фиби к стульям. Сторожить пленников доверили мистеру Слоуну (и Табите, если она на такое годилась), а Родди, Хилари, Томас и Гимор отправились прочесывать дом, уговорившись встретиться в столовой через двадцать минут.

Хилари вернулась первой. Вскоре появился и дворецкий.

— Удалось? — спросила его она.

Гимор покачал головой.

— Вы больше ее не увидите, — ответил он самым своим траурным тоном. — По крайней мере, по эту сторону могилы.

У Родди новости были еще хуже:

— Я сходил в гаражи — проверить, не уехала ли она без нашего ведома.

— И что?

— Машина на месте, да что толку? Рухнуло громадное дерево, выезд полностью блокирован. Вот теперь мы застряли здесь по-настоящему.

Майкл рассмеялся:

— А на что вы рассчитывали? — Он по-прежнему был привязан к стулу, и настроение у него было не из лучших. — Мы, психопаты, как вам известно, предусматриваем все.

Родди не обратил на него внимания.

— Я вот о чем подумал, сестричка: а твой самолет? Мы можем на нем улететь?

— Ну, я, по крайней мере, летать на нем не умею, — ответила Хилари. — А мой пилот на ночь остался в деревне. Приедет сюда только утром.

— Вы имеете в виду Конрада? — лукаво осведомилась Фиби. — Мне бы очень хотелось увидеться с ним снова.

Хилари гневно зыркнула на нее, и Родди не устоял и объяснил с гадкой ухмылкой:

— Конраду несколько месяцев назад дали под зад — по распоряжению сэра Питера. А его заместитель классом не вышел.

— А как вы думаете, он не мог бы меня покатать, когда вернется утром? — вскричала Табита, и глаза ее вспыхнули предвкушением удовольствия. — Вы знаете, я обожаю аэропланы. У вас какой?

— „Пират“, — ответила Хилари.

— Озерного типа, „эл-а-четыре-двести“, да? С четырехцилиндровым двигателем „Авка-Лайкоминг“?

— Ох, да заткнись ты, старая дура.

Хилари взяла с блюда виноградину и принялась нервно перебрасывать из руки в руку.

— Совершенно не нужно выходить из себя, несносная девчонка, — промолвила Табита. — Доброе слово и кошке приятно, счастливая улыбка не стоит ничего, правда? Я всегда говорю: смотри и на светлую сторону. Все вполне могло оказаться гораздо хуже.

— Тетушка, — медленно проговорила Хилари. — Мы в ловушке: уединенный дом, маньяк-убийца, снаружи буря. Все телефонные линии обрезаны, нам не на чем бежать отсюда, двоих из нас уже убили, а один человек пропал. Как, ну как все может быть еще хуже?

В этот момент погас свет и дом погрузился во тьму.

— О господи, — вздохнул Родди. — Что еще там?

Чернота, в которой они оказались, была абсолютна. Плотные шторы не пропускали ни отсвета, в этом густом, непроницаемом мраке невозможно было ничего разглядеть даже в паре дюймов перед собой. После того как вся компания лишилась зрения, рев бури за окнами, казалось, возрос десятикратно — и жуть положения усугубилась.

— Должно быть, пробки, — вымолвил Гимор. — Щит в подвале. Сейчас я с ним разберусь.

— Умница, — отозвался Родди.

Удастся ли дворецкому выполнить сию миссию, оставалось под большим вопросом, ибо его продвижение к дверям сопровождалось нескончаемым треском, грохотом, лязгом и звяканьем — он постоянно натыкался на мебель. Но цель наконец была достигнута: дверь, скрипнув, распахнулась и захлопнулась, и общество услышало его нетвердые удаляющиеся шаги, слабым эхом отдававшиеся по каменным плитам вестибюля.

Возобновилось пощелкивание вязальных спиц Табиты; старушка замурлыкала следующую мелодию. На сей раз то был „Марш разрушителей плотин“[118].

— Бога ради, тетушка, — возмутился Родди. — Как тебе удается разглядеть свое вязанье в этой темноте? И не могла бы ты любезно воздержаться от этого раздражающего музицирования?

— Должна заметить, мистер Оуэн, ваша изобретательность вызывает восхищение, — сказала Хилари, и брат уловил в ее голосе хрупкую натянутую веселость — вернейший признак того, что дух ее сильнейшим образом ажитирован. — Не могу не поинтересоваться, какой конец вы уготовили всем остальным?

— Честно говоря, об этом я пока не подумал, — ответил Майкл. — Понимаете, я более-менее импровизирую.

— Да. Но ведь какие-то представления у вас должны быть. Спина Генри, руки Марка. А как насчет Томаса? На какую часть его анатомии вы намерены накинуться?

— А где вообще Томас? — спросил вдруг Родди. — Он должен был вернуться сто лет назад. В последний раз я видел его…

— Ш-ш! — оборвала его Хилари. Воздух в комнате внезапно сгустился. — Кто там ходит?

Все прислушались. Шаги? Кто-то — или что-то — в комнате? Тайное, сторожкое присутствие переползает из одной чернильной тени в другую — и вот уже совсем близко? Шевелится на самом столе, за которым они сидят, напрягшись, в ожидании — чего? — а что-то очень тихо, очень осторожно передвигается?

— Кто здесь? — спросила Хилари. — Давайте говорите же.

Все затаили дыхание.

— Тебе мерещится, — через минуту тишины вымолвил наконец Родди.

— Мне никогда ничего не мерещится, — с негодованием ответила Хилари. Но напряжение уже спало.