Агасфер вернулся через полчаса.

– Ну, как? Разрешил президент поездку? – обступили его товарищи.

– Разрешить-то разрешил. Но ситуация немного изменилась, – хмуро бросил Берг, пряча в карман телеграфную ленту. – Во Владивостоке переворот. Генерал Молчанов и братья Меркуловы свергли советскую власть и установили в городе свой порядок. Мало того – и в наступление пошли. Так что локомотив до Верхнеудинска нам уже не дают. И еще президент удивлен нашим решением ехать в Ургу. Но пообещал дать указание здешнему начальнику станции: прицепить наши вагоны к первому проходящему составу до Верхнеудинска. И посулил дать указание «дать нам зеленый свет» до Иркутска. Уполномоченному от Сибревкома Горностаеву – которого тут Масао чуть не поломал – велено оказывать нам всемерное содействие, вот так!.. Легок на помине – вон он возвращается! Наверняка будет вас, Масао, уговаривать вступить в Красное ополчение! Вы сейчас все помолчите, я сам попробую с ним договориться.

Предчувствия не обманули Агасфера: Горностаев с ходу принялся всячески соблазнять хотя бы одного из помощников профессора остаться. Пока на время, а там, глядишь, может им и понравится в России. Пришлось вмешиваться Агасферу.

Уполномоченному был предложен компромиссный вариант: сейчас он, Берг, отпустить своих помощников никак не может – они ему нужны оба. Но обстоятельства могут сложиться так, что экспедиции необходимо будет добраться до станции Зима. А это еще почти 300 верст от Иркутска на север. И разрешения у президента он уже постеснялся спрашивать. Вот если бы товарищ Горностаев своей властью помог бы обеспечить экспедиции проезд до Зимы – тогда он своих помощников неволить не станет. Захотят – пусть остаются в России. Только, разумеется, после завершения работы экспедиции.

На том и ударили по рукам. Уполномоченный пошел узнавать насчет поездов на Верхнеудинск, а Агасфер стал прощаться с Ханжиковым. Тот был явно расстроен полученным приказом: всему взводу немедленно возвращаться в Читу.

– Как же так? – возмущался он. – По пути в Ургу-то вам охрана точно потребуется! Да и я, признаться, очень рассчитывал с вами до Заларей добраться…

Вздохнув, Агасфер принялся приводить командиру сейсмологические доводы. Поведал о том, что первые исследования на плато Читы показали, что стык тектонических плит, скорее всего, расположен гораздо дальше, за Иркутском. А что касается Урги, то там ламы, скорее всего, ни копать, ни взрывать не дадут: по буддийским верованиям, любое «беспокойство» земли – великий грех!

– Но в уже Урге советская власть! Вот и товарищ Горностаев подтверждает, – кипятился Ханжиков. – Я там всех на ноги поднял бы! Подумаешь – ламы! Товарищ Берг, свяжитесь с президентом еще разок: попросите охрану оставить! Вам-то он не откажет, а?

– Не станет советская власть с монгольским народом из-за нашей науки ссориться, Михаил! Наш единственный шанс – это уговорить Богдо-гэгэна, главного ихнего монарха. Но это только один шанс из миллиона – вряд ли и он согласится. Вот вы видели, Михаил, бурятскую народную обувку?

– Ну, видел. При чем тут обувка ихняя?

– А вы обратили внимание, что у бурятской обуви эрмэг гутал[134] носки крючком вверх задраны? Это для того, чтобы даже нечаянно не ковырнуть землю, по которой они ходят…

Командир тут же привел другие контрдоводы, но решение Агасфера было непреклонным. Помолчав, Ханжиков вздохнул.

Ладно, коли хотите без охраны дальше ехать – насильно мил не будешь… Жалко, конечно! Что ж, я вам тут тогда помогу: постараюсь добыть вам сена с овсецом. Ждите, скоро вернусь!

Однако вернулся Ханжиков с пустыми руками. Доложил: есть у здешних мироедов и сено, и овес. Но не хотят, паразиты, с советской властью делиться ради науки. Тем более у всех уже имеются справки о сданном продналоге.

– А за деньги продадут? – заинтересовался Агасфер, который тоже подумывал о серьезности проблемы корма для лошадей.

– Продали бы, наверное, – ухватился за подбородок командир. – Я уж спрашивал на всякий случай: «краснощековки»[135] здешние кулаки брать не хотят. Царские «катеньки» и «петровки»[136] спрашивают – надеются, наверное, что былое время вернется… Только где же взять-то, эти «катеньки»?

– А такие монетные знаки пойдут? – Агасфер высыпал из кошелька несколько золотых десяток с профилем Николая II.

– Такие? Конечно, взяли бы, с радостью… Только, товарищ профессор, по ДВР распоряжение имеется: звонкая монета к хождению не разрешена! Я ж вам в Чите еще говорил, забыли, никак?

– А как я мог про это распоряжение знать, когда в Россию собирался? – резонно возразил Агасфер. – Взял, грешник, с собой немного: подумал, что золото есть золото. Везде и всюду…

– Спрячьте эти монеты от греха, – кашлянул Ханжиков. – Я никакого золота в глаза не видал, ежели что, понятно? Пошли, покажу вам мироеда одного. Тут недалеко, прямо за станцией. Только вот что, товарищ Берг: торговаться я с ним буду я! Иначе, боюсь, облапошит он вас, хоть вы и профессор!

Собираясь за сеном, Агасфер дал указания своей команде – кому что делать. И тут же спохватился: куда-то исчез Масао. Начали расспрашивать красноармейцев: никто ничего не знал. Кто-то припомнил, что видел молодого «китайца», который направлялся быстрым шагом из станционного тупика в сторону поселка. Но куда он шел? Зачем? Почему не поставил в известность ни Берга, ни кого-либо другого?

Агасферу это не понравилось и расстроило его. Видя это, Ханжиков отрядил несколько своих бойцов на розыски «китайца»: мало ли что с ним может случиться?

– Не беспокойтесь, профессор, – успокаивал он Берга. – Хилок поселок небольшой, тут захочешь – не спрячешься, каждый человек на виду! Вот увидите: вернемся, а китаец ваш уже в вагоне.

Берг и Ханжиков зашагали к поселку. Расстройство командира взвода охраны от невозможности продолжить путь с экспедицией было настолько очевидным, что Агасфер не удержался:

– Михаил, вы почему-то сильно расстроены тем, что мы расстаемся. Признаться, это немного удивляет: ведь вы возвращаетесь в привычную вам среду обитания, не так ли?

– Так-то оно так, – вздохнул Ханжиков. – Сестричку очень хотел повидать, Марию. Помните, я про нее вам рассказывал. Я в Петербург уехал, в гардемаринские классы сразу после начала войны, а она в 18-м году из Иркутска в Залари съехала. Так с тех пор больше и не видались. А тут такая оказия! Я уж и гостинцы для Машеньки приготовил… Теперь с вами придется передавать, если согласитесь.