Я окреп морально и нравственно, присмотревшись к этой идеальной любящей супружеской чете, жившей в деревенской глуши, вдали от какой-либо политики, и как отчетливо слышатся мне сейчас слова принца за одним из five-o-clock-ов в прелестном холле их дома. Он вспомнил один из эпизодов своей жизни, сестер своей жены: «Elisabeth ist die schoenste, Alix ist die kluegste, aber meine ist die beste»[101].

Я не могу судить, кто лучшая из трех царственных сестер, но думаю, что принц был по-своему прав, делая такое определение, так как действительно лучшей спутницы в жизни и лучшего друга, чем была и есть для него принцесса Ирэна, по-моему, он найти не мог.

Как в Дармштадте, так и в Геммельмарке я сделал августейшим родственникам государыни подробные и детальные доклады о своей поездке и был счастлив получить от них благодарность за свою службу и работу.

В январе 1920 года я представил ее величеству государыне императрице Марии Феодоровне подробный письменный доклад о своей поездке и также удостоился получить от ее величества через посредство генерала Безобразова, бывшего командира Гвардейского корпуса, высочайшую благодарность за все сделанное мною для их величеств.

21 апреля 1920 года я был осчастливлен получением письма от адмирала князя Вяземского, состоявшего при ее величестве государыне императрице Марии Феодоровне.

К письму был приложен портрет ее величества с ее собственноручной подписью и чек на 6000 германских марок. Этот знак монаршего внимания был и будет мне лучшей наградой на всю жизнь, за все то малое и ничтожное, что мне по мере сил и возможности Господом Богом дано было сделать для моего державного повелителя, любимого шефа и их августейшей семьи.

На полученные деньги, а также ввиду широкой материальной помощи от многолетнего сотрудника моего покойного деда, графа Владимира Николаевича Коковцева[102], мне в начале мая того же года профессором Клаусом в Францискус-Санаториум в Берлине была произведена сложная операция трепанации черепа в области левого уха, воспалительный процесс которого принял угрожающий для жизни характер.

Операция прошла блестяще, и жизнь моя была спасена.

И я считаю своим нравственным долгом от глубины души, от всего сердца еще раз принести свою благодарность ее величеству государыне императрице Марии Феодоровне за ее высокомилостивую помощь, графу В.Н. Коковцеву и светлейшей княгине О.В. Лопухиной-Демидовой, без сердечного участия которых мне невозможно было бы в достаточной мере поправить свое здоровье и закончить послеоперационное лечение.

Они меня вернули к жизни и дали сил бороться за свое существование на чужбине!

Всемогущий Господь да вознаградит их сторицей за все сделанное для меня!..

Заключение

Мои воспоминания о 1917–1918 годах, прожитых мною в столь необычной трагической обстановке, закончены.

Закончена также и служба моя их величествам, служба офицера своему монарху и долг глубоко преданного человека, который по мере сил и возможности пытался всеми доступными средствами прийти на помощь ему и его семье в тяжких условиях пленения в родной стране.

Теперь можно беспристрастно и нелицеприятно подвести итоги тому, что, собственно, было сделано и предпринято нами, верноподданными своего царя, для облегчения участи царственных узников и для спасения их из рук красных палачей.

Я постараюсь припомнить здесь все мне известные попытки к спасению царской семьи, предпринятые как отдельными лицами, так и организациями.

Но, прежде чем перейти к оценке этих попыток, я считаю своим долгом глубоко преклониться перед светлой памятью тех, кто не на словах, а на деле запечатлел свою преданность царской семье. Они пошли за своим повелителем в изгнание и кровью своей доказали свою преданность и верность ему.

Князь Долгорукий, лейб-медик Боткин, генерал Татищев, графиня Гендрикова и гоф-лектрисса Е.А. Шнейдер бестрепетно приняли смерть, последовав за державной семьей в изгнание.

«Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя!..»

Среди лиц, близких к царской семье и пользовавшихся ее исключительным благорасположением, одно из первых мест должно быть отведено А.А. Танеевой (Вырубовой).

В начале 1923 года я, к своей большой радости и счастью, узнал, что ей удалось благополучно покинуть пределы советского «рая» и что она со своей матерью проживает за границей.

Я немедленно списался с ней и был несказанно обрадован получением от нее следующего письма:

«17 января 1923 г.

Милый маленький Марков,

как я была рада узнать, что Вы живы и здоровы!.. Ведь я с тех пор ничего о Вас не знаю!.. Теперь скоро два года, что мама и я выехали из России и жили… у сестры.

Сколько перенесено с тех пор, что я Вас не видела!..

А Вы как поживаете, где Вы все это время были, когда уехали и каким путем? Буду рада узнать все подробности о Вашей жизни!..

Мы бежали через лед два года тому назад! Я даже босиком, так как ничего не было; финн, который нас вез, сжалился и отдал мне свои носки!..

За эти два года я очень поправилась, но еще порядочно нервная. Буду ждать с нетерпением Вашего письма! Пишите через…

Мы с мамой сейчас в… Хочу Вам послать фотографии, которые Вам будут дороги, когда получу от Вас ответ. Читали ли Вы мои воспоминания, которые вышли в Париже? Если нет, то пришлю. Храни Вас Господь, милый маленький Марков! Слава Богу, что Вы живы!..

Сердечный привет и пожелания всего светлого в наступающем году!

Танеева».

Вскоре я получил и книгу с авторской надписью: «На добрую память маленькому Маркову от автора».

Чтение этой замечательной книги, этих исключительных по своему содержанию воспоминаний, в которых Анна Александровна раскрывает перед читателем свою исстрадавшуюся душу, вводя его в малознакомый круг интимной жизни царя-мученика и его семьи, всколыхнуло во мне воспоминания о тихих, спокойных днях жизни в Ливадии, и я снова пережил в малейших деталях все, что казалось уже погребенным в тайниках моего сердца!

Жгучей, нестерпимой болью отозвались в душе воспоминания о кошмарных 1917 и 1918 годах, годах безмерных страданий святой семьи царственных мучеников в далекой снежной Сибири!..

И мы, русские люди, вольно или невольно оставившие на произвол судьбы семью наших венценосцев, должны преклониться перед образом этой больной физически женщины, подвергшейся истязаниям и надругательствам, но ни на одну минуту не забывшей семьи своих царственных друзей, для которой она отдала свои последние силы, не словом, а делом помогая им в изгнании.

И что всего удивительнее, несмотря на весь ужас перенесенных издевательств и страданий, эта глубоко религиозная женщина полна всепрощения к своим врагам.

Она безропотно шла и идет