Правитель Танджи сердечно приветствовал их. Он был уже вкурсе скорого прибытия княжеской невесты — поскольку погода стояла славная, тонаутро она должна была уже быть в городе.

На рассвете солнце не застили облака — погода была необычнадля поздней осени. Морская гладь была словно гигантское зеркало, в котороезагляделись голубые небеса, завороженные собственной красою. И вот раздалсяпредупреждающий крик наблюдателя с самой верхушки минарета главной мечетиТанджи — на горизонте показался корабль. Визирь с правителем города поспешили вгавань, чтобы там дождаться прибытия княжеской невесты.

— Вы, конечно же, заночуете здесь? — спросил правительАллаэддин-бен-Омар. — Госпожа наверняка измучена долгой дорогой. Она захочетотдохнуть. Знаешь ли ты, кто она такая, господин мой?

Визирь отрицательно покачал головой:

— Это даже странно… В письме калифа даже имени девушки неупомянуто. Там нет и ни слова о ее семье… Да и в брачном контракте…

— Возможно, до самого последнего момента из несколькихдостойных девиц выбирали лучшую… — робко предположил правитель. — Столь важноерешение не принимается ведь за одну минуту! Калиф оказывает князю великуюмилость, лично посылая ему невесту! — Пожилой араб обнажил в улыбке все своибелоснежные зубы. — Нет сомнений, что Карим-аль-Малика заслужил благосклонностьнашего властелина! Какое это счастье для него, да и для всей Малики!Абд-аль-Рахман всегда добр и щедр к тем, кого высоко ценит. — Если не в словах,то в голосе правителя Танджи слышалась легкая зависть… Ведь, подобно любомунаместнику калифа, он мнил себя много большим, нежели просто провинциальнымкнязьком.

— Я верю тебе на слово, мой господин, — кротко ответствовалАллаэддин. — Твои знания и опыт много превосходят мои — ведь, в сущности, кто ятакой? Простой житель Малики… Уверен, князь будет весьма благодарен тебе затвою доброту. — Он улыбнулся и склонился перед наместником. Аллаэддину бенОмару приходилось уже сталкиваться с подобными людьми. Ключом к их сердцу былаумеренная и ловкая лесть в сочетании с умелым же самоуничижением, Такимобразом, правитель Танджи, считавший себя чуть ли не вторым человеком послекалифа, остался вполне удовлетворен…

Корабль, на котором плыла Зейнаб в окружении судов поменьше,вошел в гавань Танджи. Скрываясь за занавесками в своей каюте, Зейнаб жадновглядывалась в берег. Карим не приехал… Он наверняка в печали: да оно и понятно,ведь калиф прислал ему какую-то невесту, которая нужна ему как собаке пятаянога! Зейпаб улыбнулась собственным мыслям. Она заметила на берегуАллаэддина-бен-Омара в сопровождении правителя Танджи.

— Наджа! — обратилась она к молодому евнуху. — Вон тотвеликан с роскошной черной бородой — это Аллаэддин-бен-Омар, визирь князя.

— Так это муж Омы! — понял Наджа. — Он очень хорош собою.

— Да… — улыбнулась Зейнаб. — Так вот, Наджа: когда онпримется выпытывать у тебя, как меня зовут, — делай что хочешь, но не называйему моего имени! Мне ужасно любопытно, узнает ли он меня… — Она лукавохихикнула. — Думаю, Аллаэддин-бен-Омар меньше всего на свете ожидает увидетьименно меня, Наджа. Он, скорее всего, немного заинтригован…

— Такою я никогда не видел тебя прежде, моя госпожа, — сизумлением произнес Наджа. — Что с тобою? Зейнаб положила руку на плечо евнуха:

— Я вновь стала свободной, Наджа, и я еду к человеку,которого давным-давно любила и люблю… — Она кликнула Раби. — Принеси-ка мне,милая, сандаловый ларец с серебряной отделкой.

Когда служанка поспешила исполнить приказание, Зейнаботкрыла ларчик и извлекла оттуда три пергаментных свитка с печатями трех разныхцветов.

— Подойдите все сюда, — сказала она слугам. Потом вручилакаждому по свитку: с печатью темно-зеленого цвета — Надже, с красной печатью —Аиде, и с синей — Раби.

— Перед самым отплытием из Кордовы я ходила к кади иофициально освободила всех вас, — объявила им Зейнаб. — Это ваши вольные.Надеюсь, вы станете продолжать служить мне, но, если у кого-то из вас естьдругие планы и надежды, я с радостью отпущу любого. Для меня было очень важно,чтобы все те, кто делил со мною рабство, разделил и мою свободу, и мое счастье.

Все трое были глубоко потрясены и на какое-то время онемели.

— Госпожа! — заговорил наконец Наджа от имени всех. — Мыничем и никогда не сможем отблагодарить тебя за этот благословенный дар ивеликую милость. Что же до меня лично, я буду вновь преданно и верно служитьтебе — лучшей хозяйки мне все равно не сыскать, — И я не желаю готовить ни длякого, кроме тебя, госпожа моя! — воскликнула Аида со слезами в черных круглыхглазах.

— И я тоже остаюсь, — старательно и медленно выговорилапо-арабски Раби, а продолжала уже на родном своем языке. — Ты добрая имилостивая леди, а в Аллоа, на родине, не видать бы мне лучшей доли! Там я жилабы в нищете, а закончила бы подзаборной шлюхой, отдаваясь за кусок хлеба…

— Спасибо вам! — просто ответила Зейнаб. — Наджа даст вамподробнейшие инструкции до выхода на берег. Скорее всего, мы проведем ночь тут,в Тандже, а наутро отправимся в Алькасабу Малику. А теперь, Раби, подай-ка мойяшмак — визирь вот-вот будет здесь.

Наджа быстренько объяснил двум женщинам, как им следуетвести себя, а потом Раби помогла Зейнаб надеть розовато-лиловое платье сдлиннейшими рукавами и плотным капюшончиком, закрывающим лоб по самые брови, азатем приладила шелковую вуаль, совершенно скрывшую лицо госпожи. Видны былиодни лишь глаза… Непрозрачная вуаль не позволяла разглядеть черты молодой женщины.

Тут послышался стук в дверь, и Наджа поспешил отпереть.

— Я Аллаэддин-бен-Омар, Великий Визирь Князя Малики, —отрекомендовался вошедший. — Я послан, дабы почтительнейше приветствоватькнягиню.

Наджа склонился перед визирем, одновременно изящным движениемруки приглашая того пройти в каюту.

— Госпожа! — обратился он к Зейнаб, глаза которой былискромно потуплены. — Это посланник князя.

Она грациозно кивнула.

— О госпожа! — начал визирь с глубоким поклоном. — Меняпослал мой господин, чтобы сопровождать тебя в твой новый дом. Поскольку донего три дня пути, мы эту ночь проведем в Тандже — ты сможешь отдохнуть вудобных покоях перед новой дорогой. А теперь разреши мне проводить тебя кносилкам. Там достаточно места и для твоих служанок.

— Госпожа благодарит тебя, — быстро заговорил Наджа. — Онапросит у тебя прощения, великий визирь. Она женщина очень скромная и поклялась,что как звук ее голоса, так и ее имя услышит первым лишь ее жених. Посему она имолчит, но надеется, что все поймут ее и простят.

— Как это тонко, изысканно и очаровательно, — сказал визирь,подумав про себя, что это еще и по меньшей мере странно… А этот вежливыймолодой евнух говорит так серьезно… — Тогда сойдем на берег, — вздохнулАллаэддин-бен-Омар: добавить ему было нечего.