Хэммет ей помог по-своему: он постоянно критиковал бесконечные наброски ее последней работы и огорчал замечаниями такого типа: «Надеюсь, когда-нибудь это будет хорошая пьеса, но пока все это порви и начни писать заново»{322}. Она так и делала, и в 1939 г. «Лисички» вернули Лилиан Хеллман славу драматурга. Однако это не привело к восстановлению ее отношений с Дэшем, который после одного пустякового случая дал себе зарок никогда больше не вступать с ней в интимные отношения — и больше никогда не был с ней близок.

На деньги, полученные за «Лисичек», Лили купила ферму «Хардскраббл». Поскольку их финансовые отношения были так же сложны и запутаны, как личные, а также потому, что Лили лгала ему совершенно беспардонно и привычно, совсем непросто определить, кто за что платил и что кому принадлежало. Тем не менее ферма «Хардскраббл» была записана на имя Лили. Она купила ее на деньги, полученные в качестве гонорара за пьесу «Лисички», — но писать ее ей помогал Дэш, причем помощь его была настолько существенной, что он мог бы претендовать на соавторство. Так что формально он имел такое же право на «Хардскраббл», как и она, хоть они уже прекратили интимные отношения. Биограф Хэммета Диана Джонсон писала: «Как бы то ни было, эта ферма принадлежала Лилиан, а не ему»{323}. Однако позже Ричард Лэйман, подготовивший к печати письма Хэммета, отмечал, что ферму «Хардскраббл» Дэш и Лили приобрели вскпадчину, и независимо друг от друга они приглашали туда друзей, а нередко и любовников, с которыми проводили время. Они вернулись к таким же прочным отношениям друг с другом, как узы брака, но их содержание теперь было совсем иным. Их жизни шли своими путями, время от времени пересекаясь. Но их объединял общий дом{324}.

Ферма «Хардскраббл» сделала Лили и Дэша счастливыми. Лилиан стала образцовым фермером, она занималась разведением пуделей, кур, выращивала спаржу и розы, доила коров, готовила черепаховый суп и гумбо[52], собирала дикую малину. Там же принимала друзей и любовников. Дэш продолжал помогать ей с работой, но был верен принятому решению и больше в интимные отношения с ней не вступал, причем отказывался от близости даже тогда, когда Лилиан забиралась к нему в постель. Кроме того, он отучил ее от привычки лепетать как маленький ребенок, что она обычно делала, когда хотела сгладить впечатление от сказанного или скрыть ложь. Лили, со своей стороны, заботилась о физическом состоянии Дэша и обещала ему, что, когда придет время, устроит ему достойные похороны. Они часто напивались, а потом ругались, как базарные торговки.

Совместная жизнь Лили и Дэша дважды надолго прерывалась: первый раз в 1942 г., когда он поступил на службу в армию, а второй — в 1951 г., когда его посадили в тюрьму. Время службы Дэша в армии оказалось благоприятным периодом как для него, так и для Лили, хотя она была расстроена тем, что он пошел в армию, и ее не могло утешить замечание Дэша о том, что это самый счастливый день в его жизни. Истощенный, страдающий хроническим кашлем, сорокавосьмилетний очкарик был для служивших с ним солдат чем-то вроде существа из другого мира. Он писал Лили об их любви в многочисленных письмах, в частности в послании от 23 февраля 1944 г.: «Мне кажется, для всех было бы лучше, если бы ты ни за кого не выходила замуж, а оставалась со мной. У меня теплое, хоть и не большое сердце, и можно допустить, что грехи моей юности остались в прошлом»{325}.

К концу срока его воинской службы, которая в основном проходила на Аляске, Дэшил Хэммет стал жертвой поднимавшейся волны антикоммунистической истерии, которую раздували некоторые политики. Да, он был активным членом коммунистической партии. Однако он добросовестно служил, работая в армейской газете, вел себя дружелюбно и скромно, хоть часто пил и иногда запаздывал с выполнением заданий, а в 1945 г., при увольнении, ему вручили письменную благодарность.

В 1947 г. Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности Конгресса США сосредоточила внимание на Голливуде. Применявшаяся комиссией тактика запугивания и преследований хорошо известна. В 1951 г. Дэшил Хэммет стал жертвой этой комиссии. Его преступление состояло в том, что он отказался назвать людей, жертвовавших средства в фонд поручительства для тех, кого обвиняли по печально известному закону Смита-Мундта, подавлявшему свободу, точнее говоря, он отказался произнести слова «Я не знаю», потому что и в самом деле ничего не знал. Лили спросила его, почему он просто не сказал правду, то есть то, что ничего не знает. «Терпеть не могу таких разговоров, — ответил он ей с раздражением. — Но все-таки скажу тебе, что, если бы речь шла не просто о тюрьме, а даже о моей жизни, я отдал бы ее за то, что в моем понимании есть демократия, и я не позволю полицейским или судьям говорить мне о том, что мне следует думать о демократии»{326}. Дэш оставался в заключении пять с половиной месяцев, включая некоторое время, проведенное в федеральной тюрьме Западной Виргинии. Он чистил туалеты, общался с другими заключенными, а здоровье его постоянно ухудшалось. Он вышел из тюрьмы «физически разбитым человеком с истощившимся запасом жизненной энергии»{327}, несмотря на то что не пил с тех пор, как после приступа белой горячки, усугубленного галлюцинациями, врач сказал ему, чтобы он бросил пить{328}.

Позже Лили лгала, говоря о собственном героизме, проявленном во время заключения Дэша. На самом деле она его бросила, предоставив самому себе в условиях крайнего ограничения возможностей. Она легко перенесла разлуку с ним во время его заключения. Что же касается Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, у Лилиан было гораздо меньше оснований ее бояться, чем у Дэша. В отличие от него, она вышла из компартии в 1940 г., пробыв в ее составе лишь два года, причем Лилиан занималась политической деятельностью гораздо меньше, чем Дэш{329}.

Двадцать первого мая 1952 г., испытывая доводящую до тошноты мучительную тревогу, но в новом шелковом платье от Пьера Бальмена, с уложенными в прическу осветленными волосами, Лили предстала перед Комиссией Конгресса США. Является ли она членом коммунистической партии? была ли она им раньше? когда она вышла из партии? — спрашивали ее. Лили отказывалась отвечать, потом заявила: «Я не могу и не буду подстраивать свою совесть в угоду сезонной моде, несмотря на то что уже давно поняла, что являюсь человеком вне политики и политических партий»{330}. Через шестьдесят семь напряженных минут члены комиссии ее отпустили{331}.

Тем не менее, Лили была внесена в «черный список» Голливуда и не могла продать ни одного сценария, ее доход резко сократился со 140 000 до 10 000 долларов в год, причем на большую часть этих денег претендовало Налоговое управление по причинам, которые не были понятны Лили ни тогда, ни позже. Ей пришлось продать ферму «Хардскраббл», и в течение нескольких лет после этого они с Дэшем, который жил отдельно от нее, но на их общие деньги, должны были экономить даже на продуктах первой необходимости. По словам Лили, Дэш брал из их общего сейфа «лишь малую толику. не тратя денег ни на что, кроме еды и оплаты квартиры»{332}.