Сходную оценку можно было недавно прочесть в статье президента Независимой психиатрической Ассоциации России Ю. С. Савенко:

Павловская сессия завершилась очередными перетрясками исследовательских и учебных программ в Советском Союзе: многие направления исследований в научных учреждениях были запрещены, те, кто "добился успеха" на сессии, вносили свои исправления в государственные и отраслевые планы, под которые государство выделяло финансирование, в учебники вставлялись страницы с изложением основных выводов из доклада К. М. Быкова и других "победителей Павловской сессии", а фразы с изложением взглядов, принятых в мировой науке, безжалостно корежились, чтобы соответствовать сталинским воззрениям.

Для некоторых из тех, кого громили наиболее рьяно, например, для Л. А. Орбели последствия были помягче, чем для оставшейся в заключении Л. С. Штерн, а академика Бериташвили поместили под домашний арест, продолжавшийся три года — до смерти Сталина в 1953 году (25). За эти три года он написал книгу "Учение о природе человека в древней Грузии (IV–XVI вв.)", опубликованную в 1957 году на грузинском и в 1961 году на русском языках.

По окончании сессии для тех, кто проявил лояльность к сталинским требованиям и был поддержан аппаратчиками ЦК партии, наступила пора захвата постов и званий. Разумеется, с середины июля 1950 года Орбели был освобожден от руководства всеми возглавляемыми им учреждениями, ему сохранили лишь заведывание физиологической лабораторией Естественно-научного института им. П. Ф. Лесгафта. Быков, как и положено, получил главный "подарок": был назначен директором Института физиологии им. Павлова АН СССР. Ему же присудили первому только что учрежденную золотую медаль имени И. П. Павлова Академии наук. Но административное возвышение не принесло морального удовлетворения и уважения коллег. Многие его попросту сторонились, а в более позднее время можно было прочесть в печати и такое заключение, данное академиком РАН Н. Н. Никольским и кандидатом наук Д. Л. Розенталем:

Наградили должностями и других "главных выступавших": Асратяна назначили директором Института высшей нервной деятельности АН СССР и одновременно профессором кафедры физиологии 2-ого Московского медицинского института. Получили повышения и другие "активные выступавшие". Заполучив должности, те, кто интриговал до сессии, не прекратили своих "дерзаний" на поприще склок и после нее. "Как вспоминал Аршавский про Айрапетьянца:

Продолжая свои воспоминания, Аршавский добавлял к моральному портрету активных участников Анти-Павловской сессии:

Научные заслуги "творцов успеха Павловской сессии" были отлично известны коллегам и при удобных обстоятельствах они отдавали должное этим "творцам". Об одном из наиболее комичных случаев повествует в своей книге С. Э. Шноль:

Можно отметить, что научные достижения еще одного из главных участников Анти-Павловской сессии Иванова-Смоленского и до нее и позже подвергались критике (30).

Как было рассказано в предыдущей главе, после сессии контролировать то, как будут вести себя раскритикованные по сталинскому приказу ученые, было поручено "Павловскому Научному Совету" при президиуме АМН. Через полтора года после смерти Сталина деятельность совета была осуждена на Всесоюзном съезде физиологов.

Как стало возможным, что в СССР оказались под запретом отрасли философии, педология, генетика, кибернетика, клеточная теория, математическая статистика, теория резонанса в химии, релятивисткая теория в физике и ряд других дисциплин, а вместо них расцвела псевдонаука? Каков был механизм отторжения настоящей науки и устранения честных ученых от творчества? Как шарлатанам удавалось занимать ведущие позиции в огосударствленной науке и бесконтрольно шаманствовать под патронажем руководителей страны? Кто виноват в этом чудовищно непродуктивном крене в сторону лженауки и прямого очковтирательства, если государству были нужны победы "на всех фронтах социалистического строительства", и только наука могла питать индустрию, сельское хозяйство, военно-промышленный комплекс, медицину и вообще все отрасли хозяйства? Разбору этих проблем посвящена настоящая книга.