в годы Мексиканской революции Эмилиано Сапата (1879–1919), погибший сам и многих обрекший на смерть: «Лучше смерть в бою, чем жизнь раба».)

Впрочем, самой Долорес Ибаррури предстояло прожить почти до ста лет. Она и в старости наверняка вспоминала свои личные битвы далекой войны – например, то, как грозила социалистам, что советские перестанут поставлять оружие, если министр обороны (тоже социалист) Индалесио Прието не позволит наводнить армию политкомиссарами (о, те еще успеют здесь отличиться!).

Все вершилось вопреки той суетливой активности, что демонстрировали коммунистические руководители Испании. Еще недавно им принадлежала вся страна. Но с революционной непреклонностью они так руководили ею, что, несмотря на поддержку оружием и живой силой (интернациональными бригадами, «интербригадами»), они неотвратимо теряли страну.

Победа в марте 1937 г. при Гвадалахаре, в нескольких десятках километров от Мадрида, стала крупным успехом республиканцев. В этой битве удалось наголову разбить итальянский экспедиционный корпус. Противник потерял около 8000 человек убитыми, ранеными и пленными.

«Впервые антифашисты нанесли решительное поражение фашистам», – написала в те дни газета «New York Times». Эрнест Хемингуэй в одном из очерков даже заявил, что эта битва «займет место в военной истории рядом с другими решающими мировыми сражениями» («Испанский репортаж: Гвадалахарский фронт», 1937).

Однако радоваться было рано. Первая крупная победа республиканцев стала последней. Им удалось лишь получить временную передышку после восьми месяцев обороны. Колонны франкистов скоро возобновили движение на Мадрид.

Их шансы на успех были тем выше, чем более разобщены оказались сторонники Республики. На территории, которую они контролировали, разгоралась своя гражданская война. «Не спрашивай никогда, где пролегает фронт: он пролегает по тебе».

Вслед за Большим террором, развязанным в СССР, массовые репрессии обрушились и на республиканскую Испанию. Войну против мятежников летом 1936 г. начал единый Народный фронт, объединявший коммунистов, либералов, социалистов, социал-демократов, левых марксистов (троцкистов) из Рабочей партии марксистского объединения (ПОУМ), анархистов, наконец, просто романтиков и идеалистов, не хотевших, чтобы в стране установилась военная диктатура.

Теперь этот фронт планомерно уничтожался испанскими сталинистами. 3 мая 1937 г. разыгралась одна из кульминационных сцен этой трагедии. В Барселоне началась настоящая война между сталинистами, с одной стороны, и анархистами и троцкистами из ПОУМ, с другой. После боев, продолжавшихся четыре дня и унесших жизни более тысячи человек, анархисты сложили оружие, оставив ПОУМ почти в полной изоляции.

Однако Ларго Кабальеро отказался распустить военизированные организации анархистов и сторонников ПОУМ, заявив, что в Барселоне произошли лишь междоусобные партийные столкновения. В ответ все коммунисты вышли из его правительства. Оно пало. Новым премьер-министром стал Хуан Негрин. Он соглашался со всем, что навязывали ему советские представители.

С этого дня коммунисты принялись уничтожать своих противников с той же методичностью, с какой это делали в СССР сотрудники НКВД. Сами чины НКВД – а в Испанию прибыл даже начальник 7-го (ИНО) отдела ГУГБ НКВД А. А. Слуцкий – теперь вели себя в Испании с той же развязностью, что и в любой автономной республике РСФСР.

На одном из совещаний Слуцкий, фактически поставивший испанцев на колени, сказал сотрудникам: «Мы не позволим, чтобы Испания перешла в международный лагерь всех антисоветских элементов, которые съехались туда со всего мира. Кто знает, сколько шпионов среди добровольцев? Мы никогда не должны забывать, что анархисты и троцкисты – это контрреволюционеры, и их надо уничтожить всех до последнего».

Поистине у многих республиканцев не было теперь никаких шансов – им оставалось лишь умереть стоя. Преданная социалистическая революция в Испании уничтожалась с двух сторон: мятежными генералами извне и вышедшими из-под контроля «чекистами» изнутри. Этот двойной удар погубил Испанскую республику.

Был немедленно арестован лидер ПОУМ Андреу Нин (1892–1937). Его доставили в тщательно охраняемую тюрьму в мадридском пригороде Алкала-де-Энарес, подвергли зверским пыткам и, инсценировав похищение, расстреляли, сообщил его ближайший соратник Хулиан Горкин, автор книги «Политические каннибалы: Гитлер и Сталин в Испании» (1941).

Были уничтожены многие иностранные добровольцы, члены интербригад, прибывшие на помощь испанским социалистам: австриец Курт Ландау, немцы Марк Рейн и Ханс Давид Фройнд, чех Эрвин Вольф, британец Роберт Смилли, «смелый и талантливый мальчик, бросивший университет в Глазго, чтобы сражаться с фашизмом» (Д. Оруэлл. «Памяти Барселоны». Гл. 14. 1938).

Получить приглашение на казнь было легко. В интербригадах теперь лютовали военно-полевые суды. Один лишь политкомиссар Коминтерна, француз Андре Марти, человек неприятный, заносчивый, а знавшим его казалось, что и сумасшедший, распорядился расстрелять около 500 бойцов интербригад, заслужив прозвища Мясник из Альбасете и Испанский Ежов (М. Б. Ефимов. «Он был “слишком прыток”… Жизнь и казнь Михаила Кольцова», 2013). В романе Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол» (гл. 42) о нем говорится, что он «убил больше народу, чем бубонная чума».

Хулиан Горкин встретил одного из таких обреченных, наивных добровольцев в барселонской тюрьме: «Я вспоминаю сорокалетнего человека, больше напоминавшего скелет. Зубы и волосы у него выпали, его донимали вши. Он постоянно твердил: “Красные фашисты! Красные фашисты!” Я узнал, что он был профессором во Франкфурте и лет двадцать как принадлежал к социал-демократам. В интербригаде он был арестован потому, что отказался вступить в компартию. Вот уже больше года его таскают из одной тюрьмы в другую, и теперь он – человеческая развалина».

Еще один британец, Джордж Оруэлл, будущий автор романа-антиутопии «1984» и повести «Скотный двор», сражался в рядах ополчения, сформированного партией ПОУМ, и тоже мог оказаться среди расстрелянных, если бы спешно не покинул Испанию. Он успел навестить в тюрьме своего фронтового командира, уроженца Петербурга, а теперь бельгийца Жоржа Коппа. Тот, несмотря на ужасную грязь, царившую в камерах, «ухитрился сохранить форму опрятной и даже побрился» (Дж. Оруэлл. «Памяти Барселоны». Гл. 14). «Думаю, нас всех здесь перестреляют», – сказал он.

Вот такие люди умирали тогда стоя, когда вся страна была поставлена на колени. После года Гражданской войны Испания, как полтора века назад революционная Франция, превратилась в царство террора. Жить здесь сделалось невыносимо и рядовым, равнодушным ко всему гражданам, и высшим функционерам. Все стали друг другу подозрительны в этой «кроваво-красной» республике. Каждый мог думать: «Враг – это другой».

Копп все-таки ошибся. Они оба спаслись. Гонители сами вскоре превратились в гонимых. В СССР были отозваны главный военный советник Я. К. Берзин, полпред М. И. Розенберг, обеспечивший вывоз в СССР 510 тонн золота (73 % золотого запаса Банка Испании), журналист М. Е. Кольцов, «разоблачитель троцкистов», его гражданская жена, немецкая писательница Мария Остен. Всех их, как и многих других советских сотрудников, работавших тогда в Испании, дома ждал расстрел.

«Дело Нина, московские процессы и быстрая смена советских военных советников, уезжавших на родину с печальным предчувствием, ослабили авторитет СССР в Испании, хотя он еще оставался чрезвычайно высоким», – пишет российский