вы, несомненно, должны забрать Дениса под свою сестринскую опеку.

— Какая неслыханная щедрость, — шиплю сквозь зубы.

— Ирония вам тоже определенно к лицу.

Денис опять стонет, на этот раз громче, выразительнее.

Открывает глаза и, подслеповато щурясь, осматривается по сторонам.

— Аня? Что…?

— Все хорошо, мы сейчас поедем домой. — Ныряю ему под руку, помогаю подняться. Он действительно как будто с воздухом в костях — слишком легкий, почти хрупкий. Боюсь, что может развалиться от любого резкого движения. — Дина, мне самой звонить Владу или…?

Она шипит, что как исполнительная помощница не может не выполнить свои обязательства и охрану она, конечно, позовет, но не желает принимать участие в этом спектакле и уходит.

Шубинский же продолжает стоять на месте, холодными глазами горгульи наблюдая за моими неуклюжими попытками провести Дениса хотя бы на пару шагов.

— Аня, как вы думаете, что скажет Грей, когда узнает, чья вы на самом деле дочь? — задает вопрос, который я не решаюсь задать сама себе.

— Понятия не имею, о чем ваши грязные намеки, Шубинский, поэтому просто отвалите и радуйтесь, что по крайней мере не вылетите отсюда мордой в бетон.

Да, я сильно перегибаю палку.

Но Влад бы наверняка вел себя точно так же, потому что если дать слабину — эта беспринципная сволочь тебя тут же размажет.

— У вашего отца, Аня, и вашего, так называемого, возлюбленного, очень богатая история взаимоотношений. Думаете. Приятных, раз ваша принц-спасатель не побоялся замарать руки кровью?

«Просто не слушай его», — приказываю себе.

Выталкиваю отравленные слова из головы.

Но они остаются там даже когда в ВИП-е появляется парочка здоровенных лбов и один из них выносит Дениса буквально на руках, как ребенка.

Они все еще со мной даже в машине, когда я везу брата в дом на пляже.

И они никуда не исчезают через час, пока я пытаюсь сбить температуру трясущему в ознобе Денису, одновременно отдавая указания Марине, что ей нужно делать. Она, к счастью, даже ни о чем не спрашивает — только испуганно всхлипывает, когда с головы Дениса падает капюшон, обнажая заметно поредевшие и густо переплетенные сединой волосы.

Когда брат ненадолго забывается беспокойным сном, я проверяю телефон, где уже несколько сообщений от Влада — спрашивает, все ли в порядке, где я. Последнее заметно сухое, просто с вопросом, почему нельзя просто ответить, даже если я расхотела с ним разговаривать.

Прекрасно понимаю, на что он намекает.

«Что Грей сделает, когда узнает, чья вы на самом деле дочь?» — отравлено в голове.

Бросаю взгляд на брата, вспоминаю его ужасные слова — он был в том состоянии, когда люди честнее, чем на исповеди.

Подавляю желание набрать Грея.

Сначала мне нужно узнать эту проклятую правду.

Или, может, я просто оттягиваю злосчастный момент, когда именно мне придется рассказать ему, чья же я дочь?

Что вообще у них общего? От того, что этот вопрос раз за разом упирается в тупик, хоть волосы на голове рви. Но вряд ли от этого станет легче.

Поэтому, помня его последнюю просьбу, я делаю селфи в гостиной, чтобы он увидел знакомый интерьер и ни о чем не беспокоился. Пишу, что уже дома, что забрала Дениса, но ему нужна помощь врачей, желательно не болтливых, потому что у него проблемы «с зависимостью». И еще что злоупотребляла его именем когда разговаривала с Шубинским.

Ошибка эволюции: Надеюсь, как следует злоупотребляла, Золотая ленточка.

Ошибка эволюции: В смысле, как следует его отпиздила.

Я прикрываю рот рукой, смеясь и, одновременно, проглатывая душащий комок слез.

Да что вообще происходит?!

Я хочу сказать ему, что люблю.

Даже набираю половину из десяти букв.

Но так и не решаюсь отправить.

Вместо этого Влад пишет, что проверенный надежный медперсонал уже едет, он предупредил охрану и все, что от меня требуется — просто не мешать им делать свою работу.

— Аня… Пить… очень хочется.

Я откладываю телефон и моментально протягиваю ему полный стакан теплой воды, жду пока осушит его, накрываю одеялом и настежь распахиваю окна.

— Аня, слушай, слушай… — Зубы Дениса стучат так громко, что заглушают даже его собственную речь. — Я скажу… я должен…

Присаживаюсь рядом.

Не хочу и не буду его перебивать, даже если горло Дениса болезненно спазмирует от каждого звука. Пусть просто выдавит из себя эту грязь. Может хоть тогда она не будет так сильно жечь его изнутри.

— Отец… они, знаешь… находили разных детей… мальчиков… — Денис зажмуривается, кривит рот, как будто пытается раздавить губами жгущую правду. — Он как-то привез меня… туда… Хотел показать, что… что сделает… если я не буду… как ему надо… Ань… бля-я-я-я-я-ядь…

Он просто воет, не как человек, а утробно, по-звериному.

Трусливая часть меня хочет, чтобы он остановился уже здесь, но я должна слушать ради Дениса.

И ради Влада.

— Однажды… знаешь… — Вой Дениса превращается в истеричный хохот. — Они при мне… Там был мальчик… на пару лет старше… Они его… током, Ань, прикинь?! Прямо, блядь сука на хуй туда, Ань!

Я дергаюсь, как будто это меня только что шарахнуло тысячевольтным разрядом.

«Что Грей сделает, когда узнает, чья вы на самом деле дочь?» — с каждой минутой токсичный голос Шубинского в моей голове становится все крепче.

Мой Грей весь покрытый шрамами и ожогами под «броней» своих бесконечных татуировок. Он не мог быть тем мальчиком, ведь так? Он намного старше Дениса.

Как будто это что-то меняет.

— Отец хотел, чтобы я… — Денис закидывает руку на лицо, дергается одновременно от плача и от судорог. — Чтобы я смотрел. Чтобы я… вникал, прикинь?!

Почему-то в голове мелькает сухая, констатирующая факт мысль о том, что мне несказанно повезло родиться девочкой.

— Ань, послушай… послушай, смотри на меня! — Денис внезапно вскидывается, садиться на диване и даже перестает трястись, как будто в нем открылось второе дыхание. — Мне так жаль, что я… рассказал этому старику… Меня так ломало, господи боже!

— Денис, успокойся, — пытаюсь опрокинуть его обратно на подушку, но он вдруг стал ужасно сильным и упрямым.

— Аня, он это из-за меня сделал, понимаешь?!

Я даже не знаю, какой вопрос задать, чтобы увидеть, наконец, картину целиком.

— Отец меня… Я не хотел делать, что он говорит! Не хотел!

— Он тебя бил? — Звучит как дичь, но я надеюсь, что все дело только в этом. Пытаюсь вспомнить, видела ли когда-нибудь синяки на теле брата, но я же не видела его без одежды.

— Он сказал, что если я… размазня и слабак… то… — Денис проводит языком по совершенно обескровленным губам, и звук от