утверждения. То есть он не даёт свою гностическую, исходящую из примата сознания, тему утверждения. Потому что легко, допустим, традиционалисту «классическому» говорить, что «сознание – это функция от Бытия». Он говорит, что Бытие и сознание тождественны. Он говорит: «Акт понимания уничтожает субъект и объект в их противопоставлении». И пожалуйста – ничего нет, кроме этого взрыва: это всё снимает.

А как быть гностику, который знает, что за пределами всего есть чистое, сияющее Величие, которое не запятнано предикатом «есть»? Тогда получается, что есть здесь у нас мусорная куча, а здесь – Величие. А что их объединяет – если их объединяет? Ничего? А каким образом тогда эта мусорная куча появилась? И почему в центре этой мусорной кучи горит огонь величия? Все эти вопросы не получают ответа ни в каких схемах прежде всего потому, что гностик пытается решить проблему и судьбу сознания, проблему и судьбу субъекта, проводя интеллектуальные операции внутри объекта. То есть он постоянно, пытаясь «деонтологизировать» Величие, работает внутри онтологии, которая никуда не исчезает. Ведь, в конце концов, недостаточно сказать, что Величие не имеет предиката «есть». Самого по себе этого недостаточно.

То есть на самом деле ты тогда просто говоришь, что ко всему сущему есть антитеза – абсолютно иное. Но что такое иное? Иное определено через «это». Извините, какая же это трансцендентность, если это иное определяется через «это», если ты вынужден говорить «иное», которое уже подразумевает здесь присутствующее? Вот здесь-то и возникает вопрос: где то самое утверждение, которое оставило бы чистую трансцендентность, но при этом сделало бы таким образом, чтобы не было ничего, кроме неё?

Это потрясающий вызов, с которым, я боюсь, гностики как историческая школа не справились, потому что на самом деле это требует несколько иных исследований. Во-первых, надо было бы, прежде всего, погрузиться в вопрос: «Почему Бытие и сознание действительно являются оппонентами?» Ведь совершенно понятно, что сознание возникает только в результате своей противоположности Бытию, то есть только потому, что Бытие наталкивается на нечто, что не есть оно. Здесь кроется, может быть, тот самый секрет, открыв который, можно было бы действительно начать операцию по «отмыванию» Величия от предиката «есть». Этот секрет заключается в тайне нетождества, потому что на самом деле простая гносеологическая операция покоится именно на этой тайне. Само нетождество познающего познаваемому, в отличие от концепции традиционной метафизики о том, что акт познания есть слияние субъекта и объекта, на самом деле совершенно понятно, что если перцептивное начало является одним из феноменов среди прочих других, то оно просто не может быть свидетелем. Свидетелем может быть только тот, о кого разбивается внешний мир, перед кем волны эфира останавливаются как перед преградой, отражаясь от него.

И здесь встаёт такой интересный вопрос: если сознание возникает только в результате того, что Бытие на него натыкается, то есть оно оживает в результате этого конфликта, то чем оно было или чем была та потенция, чем было то отсутствующее ещё сознание, которое ещё не столкнулось с Бытием? То есть откуда это сознание берётся? Почему Бытие натыкается на нечто чуждое себе? Ведь в конечном счете всё упирается в это. Говорим ли мы о гностике, говорим ли мы о платонике, говорим ли мы о диалектическом материалисте, – всё упирается в конечном счёте в это. То есть Бытие наталкивается на это действующее сознание, и в этом действующем сознании, в этой точке, на которую оно наталкивается, оживает свидетельствование, которое может быть неотрефлектировано, – может быть очень низкого качества, но тем не менее эта светящаяся точка оживает.

На самом деле понятно, что ни сознание как таковое, ни Бытие как таковое не самодостаточны. И более того, они не самодостаточны двойным образом. Они сами существуют как следствие несамодостаточности того, что им предшествует. Что я имею в виду? Если бы на самом деле, как думают традиционные метафизики, всему бы предшествовал имманентный самому себе Абсолют, то было бы совершенно непонятно, каким образом из него наружу сделан первый шаг. Потому что утверждение предполагает, что нет ничего, кроме того, что является утверждением. То есть если есть Абсолют, то этот предикат «есть» не должен разделяться ни с чем, кроме него. А если он разделяется с чем-то кроме него, если Абсолют, например, «безусловный Брама порождает обусловленного Браму», то в этот момент сразу же и тот и другой исчезают, как фикция. Потому что не может Абсолют существовать в качестве базы для иного, кроме себя. Самоутверждение требует, чтобы иного, кроме него, не было.

Таким образом, единственное, что может предшествовать и Бытию, и сознанию, есть абсолютный негатив. Потому что абсолютный негатив, во-первых, не ограничен, то есть бесконечен, и в этом отношении удовлетворяет требованию к Абсолюту, что он не имеет границ. А во-вторых, будучи отрицательным, он не самодостаточен, потому что полагает свою суть в другом, нежели он сам, но отрицательным образом. То есть абсолютный негатив отрицает всё, кроме себя, и в этом смысле он является не самодостаточным. В этом смысле он открыт к тому, что возникает нечто, что он будет дальше отрицать.

Так вот – сознание и Бытие являются двумя разными, но связанными друг с другом продуктами этого абсолютного негатива. Сознание, естественно, когда оно обретает самое себя, неизбежно должно понимать, что оно является в ловушке лжи. Это то, о чём говорил [на данном семинаре – прим. ред.] А. Дугин («гностик чувствует, что его сознание вброшено в бездну лжи, в некую ловушку, которую нужно преодолеть»).

Но преодолеть это не на пути построения фундаментальных, очень сложных, очень глубоких конструктов, которые каким-то образом выводят нас, и выводят недостаточным образом, из этих противоречий, а путём действительной деонтологизации. Деонтологизации сознания прежде всего. То есть сознание должно быть понято и интерпретировано как абсолютная антитеза внутри нас здесь и теперь.

Я бы ещё хотел коснуться такого момента, что не случайно гностик указывает на не сущее, чётко отделяя его от Ничто. Потому что на самом деле он стремится действительно выразить трансцендентность Величия. Но Ничто не есть, так сказать, «освобождение от грязи этой мусорной кучи», которой является Глобальное. Ничто является всего лишь навсего отрицанием имманентного, отрицанием конкретного феномена. Снятие феномена даёт Ничто, но оно не даёт трансцензуса[46]. Хотя, с моей точки зрения, и не сущее как таковое тоже не даёт трансцензуса. Потому что трансцензус не может опираться на площадку, которую мы имеем в качестве базы для отталкивания, и он не может выступать как иное по причинам, которые я уже проговорил: потому что трансцензус не