себе и не во имя того, будто это есть в том смысле, что с этим можно встретиться. Он работает как некое указание на «семейность» всего того, к чему он относится, то есть эти вещи соотносимы между с собой. От одного к другому можно перейти. Они родственны. Даже если они разделены полярно, то эти полюса объединены некой прямой линией, неким стержнем, некой такой осью, которая их соединяет. Если одно отрицает другое, если они антитезны, то всё равно они взаимосвязаны полярной дорогой, прямой дорогой антитезности: допустим, чёрное и белое, но без одного не бывает другого. То есть всё, что есть в Бытии, каким-то образом повязано в общий хоровод, даже если мы говорим об очень высоких планах.

Таким образом, Бытие «пачкает» тем, что оно есть. Вот внутри него есть этот предикат и всё, к чему можно этот предикат приставить: всё, что есть, – звезда, джинн, ангел, архонт, – они есть просто как некая конструктная данность. Конструктная данность, то есть некий концепт, который имеет имя: тем самым уже можно сказать, что это есть. Таким образом, это «есть» является «пачкающим» «есть». То есть задача, которая стоит перед гностиком, – это освободить то высшее, по отношению к чему он горит, от этого «пачкающегося» начала. И здесь, естественно, возникает очень много проблем. Во-первых, если это не сущее, если это, освобождённое от пачкающего предиката «есть», оппонентное Бытию, «высочайшее величие» так чисто, то каким образом можно иметь к нему какое бы то ни было отношение? То есть тогда в чём динамическая драма взаимоотношения между этим огнём сознания, которое горит и сжигает всю вселенную вокруг, и этим чистым, абсолютно свободным от предиката «есть», Величием, которое является целью на выходе?

И если человек-гностик, который вынужден существовать в этой шкуре, родившись в определённое место и время, находится в этой среде, то каким образом эта среда является площадкой для его метафизической гностической драмы? То есть надо связать реальность, которая есть здесь и теперь и внутрь которой он вброшен как носитель этого огня, с тем, чего нет таким образом, чтобы не «загрязнить» это не сущее. Отсюда возникает необходимость очень сложных конструкций, которые опосредованным образом описывают взаимодействия между свободным от предиката «есть» Величием и тем Бытием, тем сущим, которое является, с точки зрения гностика, просто мусорной свалкой. Потому что на этой мусорной свалке рядом бок о бок лежат выброшенная случайно жемчужина, какие-нибудь золотые часы, какая-нибудь дохлая курица, сгнившее яйцо, рванная подушка, то есть всё это находится в этой «мусорной свалке». А суть этой «мусорности» заключается в том, что это – Бытие, что это – есть. Оно-то и делает именно это «есть» и всё предъявленное «мусором», и, наоборот, отсутствие этого «есть» освобождает от грязи, освобождает от лжи, освобождает от общего. Потому что ложью, против которой выступает гностик, является глобальное, является универсальное таким образом, что не сущее внутренне само по себе предполагает уникальность. Уникальность, которая не описывается, – не описывается, естественно, «нумерически».

Но всё равно остаётся некоторая проблема: да, это Величие существует, но к этому Величию можно иметь отношение, только оказавшись на этой «помойке». То есть эта «помойка» всё равно существует наряду с этим Величием. И тут ничего не поделаешь. Тем более что гностик прекрасно знает, что юдоль человеческого сознания – это неистребимая тяга к ощущению и переживанию тождества как совершенно естественного посыла. То есть глобальное, тотальное тождество малого с абсолютным – это фундаментальная основа всех традиционных метафизик. И в этом принципе тождества, благодаря которому можно сказать, что «вот эта букашка тождественна Абсолюту», который не имеет никаких определений, что она всё равно существует иллюзорным образом, она «снята» в нём, и каждая песчинка имеет за собой целый Абсолют. Эта инстинктивная идея традиционного метафизика представляет собой вызов для гностика. Но как это снять? Потому что когда он говорит «высший Бог – не сущий», то он на самом деле вынужден использовать негатив к тому, от чего он хочет освободиться, к тому, что «пятнает». Он вынужден использовать Бытие как точку отталкивания для того, чтобы определить то, что должно быть вне всякого сравнения.

Но дело в том, что отрицание имманентного не создаёт трансцендентности как таковое. Да, мы можем сказать, что «мир есть» и это его ложь, его «мусорность», а Бога нет – и в этом Его Величие, Его чистота. Но если мы противопоставили это «есть» и «нет», мы не получили реального подразумевания трансцендентного, потому что мы получили всего лишь расширенную тезу – антитезу, которая всё равно определяется через этот посыл. То есть это всего лишь негативная имманентность. Конечно же, гностика это не может устроить.

Но на самом деле гностицизм – это особое, скажем так, состояние поиска, особое состояние противостояния с реальностью, когда ещё не найдены какие-то тайные последние ключи для того, чтобы взломать эту ловушку. Дело в том, что гностик в поисках Величия забывает о таком верификаторе, который имеют платоники и который имеют все традиционные метафизики. А именно – он упускает из виду то, что тотальное тождество, то есть тотальная «схваченность» всего Абсолютом, выступает не просто как самодостаточная концепция тождества, а она имеет в себе интеллектуальную силу и ценность утверждения.

Что такое утверждение? Утверждение – это абсолютный императив духа или абсолютный императив, скажем, последнего «пневматического» центра, который делает человеческое существо оператором, операции которого сами по себе ценны и интересны. Вот утверждение – это то, к чему пневма имеет абсолютное стремление: она хочет достичь этого утверждения, даже если это утверждение находится внизу в грязи, в пыли, оказывается на поверхности мусорной кучи. Что такое утверждение? Утверждение – это указание на то, кроме чего ничего нет. То есть это абсолютное утверждение, которое даёт достоверность того, что за пределами этого посыла, за пределами этого утверждения, действительно, ничего не остаётся.

Но как это может быть? Ведь всё равно – даже когда мы говорим, что утверждение, которое покрывает всё, – то всё равно есть некоторая тема, за пределами остается ложь, ошибка, внешние сумерки, где только «скрежет зубовный» и так далее. То есть утверждение всё равно оставляет некую тень негатива за собой. И в традиционной метафизике тема того, что утверждение – это проблемная вещь, немножко замалчивается: просто говорится о «великом всеедином тождестве», об «абсолютном всеединстве», которое снимается в неопределённой, не квалифицируемой бездне «вечного, предшествующего всему».

А гностик не может согласиться с этой бездной. Он не может с ней согласиться, потому что она причастна ко всему, она присутствует на этой «мусорной куче». «Мусорная куча» схвачена в этой бездне. И поэтому гностик обходит тему