же пришло на ум определение «наполеоновский». Я объяснил ему, что стоячий воротник будет обрамлять его лицо. Я сказал: «Я не хочу навешивать на тебя галстук, пусть будет просто мягкая шелковая рубашка и шарф на шее». Элвис слушал, кивал и соглашался буквально со всеми предложениями Белью. Дизайнер был огорошен. Он никогда не сталкивался раньше с таким отсутствием самомнения у крупной звезды. Единственным пунктом, в котором они разошлись, был золотой костюм, который должен был, по замыслу Белью, символизировать успех и был задуман им в честь костюма, сшитого по заказу Полковника для Элвиса в 1957 году. Элвис так и не объяснил, почему он против, но был явно смущен этой идеей, и в конечном итоге они пришли к тому же компромиссному решению, на которое он согласился в пятидесятых годах: он наденет золотой пиджак с черными фрачными брюками.

Только с музыкой по — прежнему были кое — какие проблемы. Тут Стив оказался в тупике, зажатым двумя почти совершенно не связанными между собой направлениями. Еще раньше Боунз навлек на себя неприятности своими настойчивыми вопросами о саундтрековом альбоме. Они со Стивом уже давно оставили всякую надежду заработать деньги на этом шоу — они знали, что гонорары за повторный показ не предусмотрены, а их жалованья едва хватало, чтобы покрыть расходы. Однако вопрос с саундтрековым альбомом никогда не обсуждался с точки зрения контрактных условий; в действительности, нигде не было сказано ни слова о том, что такой альбом будет записан, и Боунз твердо полагал, что они должны получить что — то сверх своего жалованья, продюсерское роялти на этот альбом, когда его выход станет неизбежным. «Я дошел до Дискина, и тут разразился скандал. Мы стали получать звонки с NBС: «Что вы там пытаетесь сделать, саботировать шоу? У Элвиса Пресли нет продюсера записи». И тому подобное. Вот тогда Дискин разразился тирадой. Он заявил мне: «NBC нанял вас сделать шоу, а не запись». Я же сказал; «Полковник будет рвать и метать, если не выпустит саундтрековый альбом». На что он заявил: «Это не обсуждается». Затем они сказали: «Выставьте вон Боунза. Он скандалист», — и после этого меня выдворили».

Стив был вынужден на какое — то время принять эту ситуацию и временно держать Боунза под спудом. В то же время он никак не мог добиться аранжировок песен от Билли Стрейнджа, который, как заявил в самом начале Полковник, будет личным музыкальным директором Элвиса на шоу. Без аранжировок Стрейнджа официальный музыкальный аранжировщик шоу Билли Голденберг не мог приступить к работе над оркестровкой, а без оркестровки никакой музыкальный процесс не был возможен. Стиву мало нравилась такая ситуация, и он пускал в ход все возможные методы, чтобы выбить из Стрейнджа аранжировки, однако всякий раз, когда он связывался с ним, тот придумывал все новые отговорки. Для Байндера Билли Стрейндж был человеком из песни «The Man That Wasn’t»[41] оставалось меньше двух недель до записи шоу на пленку, а он даже едва ли познакомился со Стрейнджем.

Это поставило Билли Голденберга в крайне невыгодное и уязвимое положение. Голденберг закончил в 1967 году Колумбийский университет и освоил секреты профессии под руководством великого бродвейского композитора Фрэнка Лоуссера («Guys and Dolls», «How to Succed in Business Without Really Trying»), а на шоу пришел с большой неохотой, и то только из уважения к Стиву. Он не испытывал никакого интереса к Элвису Пресли, его личные пристрастия лежали далеко от такого рода музыки, но он уступил под напором энтузиазма Байндера и его очевидной веры в этот проект. Однако с первого же момента своего участия в проекте у него невольно стали возникать вопросы относительно того, какая же роль ему отводилась.

У него, казалось, не было никакой функции в том, что условно называлось «репетициями». «Каждый день Элвис усаживался со своей компанией и играл на гитаре. Нет, в чем — то эти посиделки были очень увлекательны. Элвис любил импровизировать, болтать о старых временах, играть песни и то и дело повторять их — он заводился от одного их повтора. Так что интенсивность песни, казалось, дорастала, по мере того как он исполнял ее снова и снова, почти до апогея. Он мог исполнить девяносто пять куплетов «Jingle Bells», при этом песня ему не надоедала. Затем он мог начать подбирать другую песню на своей гитаре, сыграть ее раз, а затем решить, что она ему не очень нравится, и снова вернуться к «Jingle Bells», чтобы исполнить те же девяносто пять куплетов по второму кругу, а вся компания шумно подпевала и весело проводила время за этим занятием».

Голденберг мог заметить эффект катарсиса этих песнопений, однако всякий раз, когда он заговаривал о том, чтобы приняться за работу, кто — нибудь из парней обыкновенно говорил: «За нас это сделает Билли», — а он при этом думал про себя: «А зачем же тогда здесь я?» Затем однажды Билли Стрейндж и вправду появился, облаченный в ковбойскую шляпу и сапоги, и Билли Голденберг почувствовал себя еще более чужим. Для него было очевидно, что у Билли Стрейнджа хорошее взаимопонимание с Элвисом, но для него было не менее очевидно, что он не способен обеспечить музыкальное направление в какой — либо форме. «Они только и делали, что дурачились, исполняли те вещи, которые они знали, как делать. Я был в курсе, что в шоу планировался сегмент, в котором не требовалось большой импровизации, главное — было показать отношения между Элвисом и его парнями. Все это было хорошо, но это была только одна часть программы. Я не забывал о сценарии и говорил им: «Это, конечно, замечательно, но нам нужно сделать еще восемьдесят процентов шоу. Что мы будем делать?»

Стив тоже начинал беспокоиться. Он знал, лучше чем кто бы то ни было, что они не укладываются во время. Всего через каких — то несколько дней они переезжали в студию NBC, на двадцатое число была запланирована пробная запись, а неделю спустя должны были начаться съемки. Фредди подготовил права на все песни, Финкель неплохо справлялся со своей работой, отвлекая Полковника, и Стив продолжал сохранять веру в свои импровизаторские способности. Но ему нужно было иметь на руках музыку, и он боялся, что, когда он наконец получит ее, весь проект взлетит на воздух.

Вышло так, что Билли Голденберг оказался тем, кто ускорил наступление кризиса. В середине второй и заключительной недели он пришел к Стиву, приняв окончательное решение. «Я сказал Стиву. «Все, Стив. Я больше