и выпускную картину в Художественном училище ему кто-то написал за деньги, вот он и уехал сюда, в Вильну, с глаз долой. А в чём он достиг мастерства, так это в соблазнении женщин, и так освоил это дело, что диву даёшься. Года два назад была дурная история: Пегов соблазнил и обрюхатил юную семинаристку, её исключили из семинарии, приехал отец, отставной офицер, узнал подробности, пришёл к Пегову прямо в мастерскую и жестоко избил его чуть не насмерть. Тот никуда жаловаться не стал, отлежался чуть и снова принялся за прежнее.

Сегодня на балу он похвалился мне своей новой любовницей и показал её издали: прелестная, скажу тебе, девушка, жаль, что попала в лапы негодяю.

– Может он просто хвастает, – усомнился Николай, – показал на симпатичную девушку и всё. Проверять же не будешь.

– Нет, всё верно: он одел её в платье жены, что я видел, когда был у них дома в прошлом году.

– Значит, он женат? Так как же смотрит жена на его похождения? – удивился Николай.

– Жена его ещё осенью уехала в Петербург для лечения сына и живёт там у своего отца. К лету должна вернуться сюда. Надо сказать, что Пегов и живёт-то за счёт тестя: тот крупный купец в Петербурге и содержит Пегова с семьёй, а уж как он оправдывается и лавирует с женой, мне неизвестно и неинтересно. Думаю, что кто-нибудь и скоро даст укорот этому молодящемуся парвеню, возможно очередной папаша обманутой девушки забьёт этого любителя клубнички насмерть и поделом будет.

Услышав последние слова, Надежда судорожно всхлипнула, мужчины удивлённо обернулись, а девушка, не разбирая дороги, словно слепая, кинулась прочь из залы и с этого бала, которого она так долго ждала с радостью, и который закончился для неё таким тяжёлым потрясением.

Увидев плачущую Надю, подруга Бася кинулась за ней и догнала девушку лишь на улице, обхватила за талию и повела прочь от офицерского собрания.

На вопросы подруги о случившемся, Надя лишь зарыдала в голос, и редкие прохожие с удивлением смотрели на двух прекрасных и хорошо одетых девушек, одна из которых громко рыдала и громко кричала в вечерних майских сумерках, что не хочет больше жить.

Басе удалось-таки немного успокоить Надю, рыдания сменились тяжёлыми всхлипываниями, у ближайшей водопроводной колонки Бася смочила платочек холодной водой, прыснула Наде в лицо и протёрла его мокрым платком, что привело, наконец, девушку в чувство.

– Пойдём потихоньку домой, – успокаивала Бася подругу, – полежишь, успокоишься, а там видно будет. Показывай дорогу.

– Понимаешь, – всхлипывая говорила Надя, – у него жена есть, и это платье жены на мне, как стыдно и противно! А он всё врал и врал мне о своей любви и о нашей будущей жизни в Петербурге.

– Что же ты не проверила его слова? – возмутилась Бася. – Если мужику под сорок лет, то он либо женат, либо вдовец, либо не годен в мужском деле. Как мужик он в состоянии – по тебе видно, значит, либо женат, либо вдовец.

– Незачем мне было его проверять, – всхлипнула Надя, – не собиралась я с ним иметь никаких отношений, он взял меня обманом, а потом пел мне сказки в уши, вот так, незаметно, я и полюбила его, и всё надеялась на обещания, а теперь всё рухнуло, жить больше не хочу, – закричала Надя на пустой улице.

– Не смей и думать об этом, – успокаивала Бася, если из-за каждого мужика женщина будет лишаться жизни, то женщин совсем не останется на этом свете.

– Вот мой дом, – устало сказала Надя, указав на калитку.

Подруги вошли в дом, Надя попила воды, что ей подала Бася. Её била мелкая дрожь, и зубы стучали о чашку, но холодная вода успокоила, и она, скинув ставшее ей ненавистным платье от жены любовника, ничком упала на кровать и заснула внезапным сном, как под наркозом.

Бася, убедившись, что Надя спит, тихо вышла из квартиры, плотно прикрыв за собой дверь, и направилась обратно на бал, где веселье было в самом разгаре, и её, видимо, уже хватился майор-любовник.

Бася, как ни в чём не бывало, вошла в залу и присоединилась к семинаристкам, уже окружённым офицерами-ухажёрами. К девушке тотчас подскочил офицер, что танцевал с Надей и спросил:

– Где же ваша прелестная подруга, куда она так внезапно исчезла?

– У неё случилось недомогание, и она вынуждена была покинуть бал. Но если вы черкнёте ей записку, то я передам, – улыбнулась Бася офицеру. Тот вышел и немного погодя вернулся с запиской, сложенной в треугольничек. – Вот, пожалуйста, записка для Нади, но прошу вас, не читать – там личное. Офицер ушёл к сослуживцам, совершенно расстроенный, а к Басе тут же подошёл Пегов, спросив, как и офицер, про Надю. С ним Бася не стала церемониться и зло сказала:

– Из-за тебя, старый козёл, Надежда хотела наложить на себя руки: я всё знаю про твои развратные действия, расскажу другим, и тебя не примут нигде в здешнем обществе. Беги, извиняйся перед Надей, может опять уговоришь её доверчивую душу. Пегов изменился с лица и начал горячо шептать Басе прямо в ухо:

– Я всё улажу, и Наденьке будет хорошо, пусть подождёт немного. Только вы никому пока не говорите про наши отношения, иначе мне не удастся исполнить обещания, данные Надежде.

– Ладно, художник, иди, мирись с Надеждой и не заманивай девушек в свою мастерскую: ведь ты и меня уговаривал попозировать: знаю я все эти позы с мужиком, – грубо хохотнула Бася и ушла искать своего майора, чтобы вместе уйти с бала, который незаметно подошёл к концу и гости начали расходиться и разъезжаться: кто-то в старой компании, кто-то с новыми знакомыми, а семинаристок вызвалась провожать целая группа молодых офицеров.

Вместе с другими незаметно исчез и Пегов, поспешив на квартиру к Наде, чтобы выяснить, в чём дело: Бася знает об их отношениях, но не сказала, почему Надя ушла с бала, что её так расстроило и огорчило до мыслей о самоубийстве. Этого ему только не хватало: он ещё не забыл, каким смертным боем бил его отец совращённой девушки и не хотел повторения тех событий.

XXI

Надя очнулась от прикосновения чьих-то губ к своей щеке. Открыв глаза, она увидела стоявшего на коленях, рядом с кроватью, Дмитрия, который и целовал её в щёку. Всё ещё не понимая, где она находится, и что случилось, она повернулась на спину и при слабом свете лампы, что успел зажечь Дмитрий, стала осматриваться по сторонам. Это была её квартира, всё стояло на своих местах, а