Весь день, пока Сид, не испугавшись мороза, ходила за покупками, забивала еще порцию газетной бумаги в щели старых оконных рам, чтобы избавиться от самых сильных сквозняков, готовила себе один за другим горячие напитки, чтобы согреться, она терялась в догадках, почему не чувствует радости теперь, когда Иви наконец уехала. Ей следовало бы ликовать, а она все глубже погружалась в трясину уныния, и от еды ее воротило. Даже когда ей казалось, что она голодна, и она пыталась что-нибудь съесть, ничего не получалось. Ее тошнило, к вечеру началась изматывающая головная боль, поднялась температура. Она улеглась в постель, а на следующий день ей стало намного хуже. Настолько, что она не смогла даже спуститься в цокольный этаж на кухню, и весь день обходилась водой из стакана для зубных щеток, набирая ее в ванной.

Позднее, она не знала точно, насколько, но, кажется, дня через два или три, в дверь позвонили, и не один раз. Безумная мысль, что это Рейчел, выгнала ее из-под одеяла, заставила дотащиться до входной двери, и она увидела на пороге закутанную выше подбородка Дюши с букетом подснежников.

– Я проходила мимо сегодня утром, – сказала она, – увидела у вашей двери молочные бутылки и подумала, что вы, может быть, нездоровы, если не забрали их. Сид, дорогая моя!

Знакомое лицо, добрый, спокойный голос, который сразу же стал встревоженным, – всего этого она не вынесла. И рухнула на стул в холле. Ей удалось выговорить, что она нездорова, а потом, должно быть, она лишилась чувств, потому что следующее, что помнила, – как сидит, свесив голову ниже колен, и слышит, что Дюши разговаривает по телефону.

– Я позвонила врачу, – сообщила она. – Как вы думаете, мы сможем общими усилиями довести вас до постели? Дорогая, надо было сразу же позвонить нам, ведь мы совсем рядом и примчались бы моментально.

Даже в том состоянии она заметила, что Дюши не упомянула имени Рейчел.

Дюши дождалась, когда приедет врач, который определил, что у Сид желтуха, и заварила чайник очень слабого чая.

– Увы, без молока, – сказала она. – Но выпить горячего вам сейчас полезно.

И ушла, пообещав вернуться завтра.

– Только дайте мне ключ, – попросила она, – чтобы не заставлять вас вставать.

Но пришла не она, а Рейчел, и не на следующий день, а позднее вечером. Она принесла банку супа и фрукты, душещипательного воссоединения не вышло. Сид было слишком худо, она не смогла выказать ни удивления, ни удовольствия, а Рейчел, по-видимому, намеревалась заботиться о ней в точности так же, как если бы последние несколько месяцев они встречались каждый день. Рейчел принесла чистые простыни и перестелила ей постель, набрала в тазик горячей воды и умыла ее, бережно расчесала ей волосы. Потом подогрела суп и убедила ее выпить немного бульона.

– Постарайся не говорить, дорогая, – попросила она. – Я понимаю, насколько ты слаба. У одной из сестер в «Приюте малышей» была желтуха, она ужасно мучилась. Я приготовила тебе ячменный отвар: врач говорит, тебе надо пить как можно больше.

Когда Сид проснулась на следующее утро, Рейчел была все еще у нее, и стало ясно, что ночь она провела в комнате Иви.

– Нельзя было оставлять тебя одну, – объяснила она.

Рейчел выхаживала ее несколько недель. От болезни Сид некрасиво пожелтела и так ослабела, что часами лежала, гадая, хватит ли ей сил отвести волосы со лба. Из Рейчел получилась чудесная сиделка. О недавнем расставании они не заговаривали, только однажды, когда Сид попыталась выразить благодарность, Рейчел мучительно покраснела и ответила:

– Ты даже не представляешь, какое это для меня удовольствие – сделать для тебя хоть что-нибудь.

Сид не стала возражать, она купалась в заботе и ласке. Когда ей полегчало, Рейчел стала уходить домой днем. Постепенно Сид начала вставать, могла выйти посидеть в сад в хорошую погоду, а Дюши присылала ей букеты тюльпанов и домашние засахаренные фрукты, привезенные из Хоум-Плейс. А потом, в апреле, Сид и сама уехала туда и провела безмятежную неделю вместе с Дюши и Рейчел. Они отправились поездом, Тонбридж встретил их на станции. Дюши целыми днями работала в саду, иногда по вечерам Сид играла с ней знакомые сонаты, а Рейчел полулежала на диване, курила и слушала их. Спали они в разных комнатах, и когда расходились на ночь, Сид садилась у окна, вдыхала аромат желтофиолей, поднимающийся над клумбами у лужайки перед домом, и чувствовала, как просыпается в ней давнее влечение к рукам Рейчел, ее поцелуям, ее нескончаемому присутствию, желанию, чтобы ее возлюбленная была Джульеттой, ибо если так… «чем больше я тебе даю, тем больше остается: ведь обе – бесконечны» – строки, которые постоянно вертелись у нее в голове этими одинокими весенними ночами. А потом, не прошло и трех четвертей их недели, Дюши внезапно понадобилось обратно в Лондон. Сиделке, нанятой присматривать за тетей Долли, пришлось срочно уйти: у нее в семье возникли сложности; расстроенная, она позвонила, чтобы объясниться. И Сид решила, что этим все и кончится. Рейчел придется уехать вместе с матерью. Но Дюши и слышать об этом не желала.

– Вы непременно должны задержаться до конца недели, – сказала она Сид. – Это так полезно для вас. Полезно для вас обеих, – добавила она, не сводя с Сид искреннего, прямого взгляда, от которого, кажется, ничто не ускользало.

Тем вечером Рейчел пришла к ней в комнату и, дрожа, присела на постель.

– Я хочу провести ночь с тобой, – сказала она. – И всегда хотела, но вела себя слишком эгоистично.

– Милая моя, менее эгоистичного человека, чем ты, я не встречала за всю свою жизнь… – начала она, но Рейчел закрыла ей рот ладонью и продолжала:

– Я хочу сказать: если кого-то любишь, есть вещи… – Ее дрожащий голосок затих. Переведя дыхание, она сказала: – Знаешь, ты обязательно должна показать мне, потому что я не знаю. Честное слово, и никогда не знала, но что бы я об этом ни думала, я, скорее всего, ошибалась. – Сид видела, каких усилий Рейчел стоит смотреть ей прямо в глаза, когда она попыталась с легким смешком закончить: – Конечно, может оказаться, что от меня нет никакого толку…

В этот момент она поняла, что будет означать отказ от этого предложения, от дара любви. Если она поддастся своей гордости, не желая, чтобы ради нее шли на жертвы, с какой бы любовью они ни были предложены, ничто не изменится. Рейчел хватило смелости пойти на риск, значит, придется и ей. Она откинула одеяло, Рейчел пристроилась рядом, Сид обняла ее вздрагивающие плечи и сказала:

– Я люблю тебя, и даже если ничего не получится, буду и дальше любить тебя до самой смерти. Нам обеим страшно, но бояться этого незачем.

Потом она думала о Ледяной деве и Спящей красавице: единственного поцелуя оказалось недостаточно, но положить начало им удалось.

* * *

– Ты говорила, что должна сказать мне что-то важное.

Она объяснила.

– Но… куда же ты пойдешь?

Она ответила.

– И что ты будешь делать? Как зарабатывать на жизнь? Я хочу сказать, ты же не сможешь позволить себе платить няне.